Ю. Бартенев

 

ГЕРОИ АЛБАЗИНА И ДАУРСКОЙ ЗЕМЛИ.

 

"Государь Император, по всеподданнейшему докладу министра внутренних дел, 26-го Октября 1898 года, всемилостивейше соизволил на разрешение, по ходатайству Приамурскаго генерал-губернатора, повсеместнаго в Империи сбора добровольных пожертвований для сооружения в станице Албазинской Амурской области памятника Алексею Толбузину, подполковнику Бейтону и остальным героям, защищавшим с ничтожною горстью людей, 200 лет тому назад, укрепленный город Албазин от нападения Манчжур".

 

Если чуткую память к минувшим событиям родины и уважение к ея историческим деятелям принять за мерило просвещения, то мы окажемся косневшими в самом глубоком невежестве. Только теперь заслуги защитников Албазина признаны правительством нашим, и на сооружение им памятника разрешен повсеместный сбор добровольных пожертвований; но деяния их в настоящее время большинству читающих людей неизвестны, и самое имя Албазин, заставлявшее усиленно биться сердца Московских людей XVII века, чуждо звучит для современнаго уха.

Попытаемся изобразить Албазинское дело в связи с тогдашнею Сибирскою жизнью и с историей заселения Амура вплоть до Нерчинскаго трактата 1689 года, когда Албазин был разрушен, и Русские отказались от права селиться по берегам той реки, приобретение которой графом Н.Н. Муравьевым-Амурским принадлежит к всемирно- историческим событиям нашего столетия.

При составлении этого очерка мы пользовались, кроме напечатанных статей и актов, материалами из Архива Министерства Иностранных Дел. Среди них «Вы писка из Китайскаго журнала о воевании Китайцами Русских» так своеобразна, что мы приведем ее почти вполне. Кроме прославленных работ Миллера [305] и монументальнаго труда Н. Н. Бантыш-Каменскаго ¹), много дает малоизвестная книга Василия Паршина «Поездка в Забайкальский край» (2 части. Москва 1844). Автор во всем следует Миллеру, но в приложении приводит ряд любопытных документов.

***

В царствование Михаила Феодоровича, около 1636 года, стали доходить до Сибирских городков и острожков слухи о реке Амуре и о Даурском племени, которое-де землепашеством занимается, торгует с Китайцами, получает от них шелковыя ткани, чай, парчи, серебро.

Якутский воевода Петр Головин не упустил случая «новыя землицы проведать» и отправил в «Пегую орду» письменнаго голову Василия Пояркова. Раннею весною 1644 года, после невероятных усилий ²) Поярков со своим отрядом (132 человека) добрался до р. Зеи, притока Амура, а позднею осенью до «соленой воды». Вернуться назад прежней дорогой он не решился и перезимовав вышел в открытое море, через три месяца достиг устья р. Ульи ³), перезимовал там и 12 Июля уже доносил в Якутск, что по Амуру живут Дауры и Дучеры, платят они ясак какому-то хану, «имеющему и лучный и огненный бой», и что для покорения его достаточно 300 человек. Приведем выдержку из показания Пояркова ⁴):

«... Тех пашенных хлебных сидячих людей под государеву царскую высокую руку привесть можно и в вечном холопстве укрепить и ясак с них сбирать. И в том ему государю будет многая прибыль, потому что те землицы людны и хлебны и собольны, к всякаго зверя много, и хлеба родится много, и те реки рыбны, и его государевым ратным людем в той землице хлебной скудости ни в чем не будет».

Непомерныя бедствия, испытанныя Поярковым, не напугали Сибиряков и не отвадили их от новых предприятий: в 1649 г. Ерофей Хабаров, на свой риск и кошт, при помощи Якутскаго воеводы Димитрия Францбекова, решается идти на Амур.

[306] Удивительныя деяния Хабарова изложены в статье Н.П. Чулкова, написанной на основании новых архивных данных ⁵), и мы не станем их пересказывать. Упомянем лишь о том, что необходимо для связи нашего разсказа и что не вошло в обстоятельную работу г. Чулкова. В Хабарове соединены черты мужества, отваги, выносливости, с вероломством, жестокостью, ростовщичеством; но, упорно преследуя свои выгоды, он служил и целям государственным. Так его и разумели «на Москве». Сам воевода Францбеков принимал участие в прибылях предприятия, не упуская «радеть и государеву делу», и вот что он наказывал Хабарову, когда отпускл его на Амур в Даурскую землю ⁶):

«.... И на государя с них (Дауров) ясак имати, соболи и шубы собольи, и ожерелья, и пластины собольи, и напольники собольи, и лисицы черныя и чернобурыя и бурыя и черночеревыя и красныя, и шубы горностальи, и бобры, и выдры. А у которых будет неясачных людей степныя места, а не лесныя, а в тех степных местах соболей и лисиц и бобров и выдр нет: и с тех людей имати иными какими зверьми или узорочными товары, что у них в их земле есть, золото или серебро, или камки, или каменье дорогое, по их изможению. А затем бы они не раздумывали, что, для своей ясачной звериной скудости, им не быть под государевой высокой рукой. И им бы однолично ни в чем в том не опасаться и впред бы государю прочно было и стоятельно, а им бы новым людем не в тягость и не в налог, чтоб их тем от царския высокия руки не отгонить».

Хабаровым и был основан город Албазин на Амуре, в 237 верстах от слияния рек Шилки и Аргуни.

О тех местах Хабаров доносил в Якутск следующее ⁷):

— «...И на Амуре-де, государь, реке пашенных угожих мест, и сенных покосов, и рыбных ловель, и всяких угодей гораздо много». ... А будет тебе, государю, в произвол тою новою Даурскою землею и теми царями Шамшаканом и Алака-Батураканом и Серебряной горою обовладать: и послать в ту Даурскую землю больших разных людей, и тем, государь, разным людям из Якутскаго острогу только надобно хлебных запасов до волоку, на человека по семи пуд; а за волоком-де, государь, на великой реке Амуре, по сказке Амурских служивых людей, можно хлеба взять у Даурских людей хотя на двадцать тысячь человек или и больше».

[307] Якутский воевода Францбеков переслал это донесение в Москву. Там известие о приобретении новых земель было радостно принято, и в 1652 было приказано окольничему князю Ивану Ивановичу Лобанову- Ростовскому с тремя тысячами служилых людей идти в новую Даурскую землю, а воеводам Сибирским наказано готовить лес «безо всякаго мотчания» для постройки 80 дощаников. Однако князь Лобанов- Ростовский так и не дошел до места своего назначения. Почему, увидим ниже.

Участники Хабаровскаго предприятия сильно нажились. Они разсказывали чудеса о виденных ими местах, щеголяли в парчевом и камчатном платье, сыпали деньгами. Вести о богатствах края взволновали Сибиряков, и многочисленныя шайки бросились на Амур. Бежали казаки Верхоленские, бежали плотники с реки Куты, лесняне, которые должны были «безо всякаго мотчания» строить суда для отряда князя Лобанова-Ростовскаго, бежали крестьяне и промышленники, бежали Иркутские обыватели целыми партиями, бросая все хозяйство. Кровавыя расправы начальства не могли остановить беглецов: происходили ожесточенныя схватки, и уцелевшие уходили на Амур. Среди этих беглецов отличались атаманы братья Сорокины.

Не одни пашни и луга привлекали этих буйных колонизаторов; они искали того, что сделалось редкостью в старой Сибири. Там уже рассказывали, как о далеком прошлом, о появлении с ясаком Енисейских Тунгузов на лыжах, подбитых соболями и бобрами, в собольих и лисьих тулупах. Там уже подобрались белые соболи, черные зайцы, лисицы черныя и белыя: за черную как смоль лису платили в Тобольске столько серебряных копеек, сколько уйдет их в лисью шкуру; соболь-одинец уже стоил до 10 рублей.

Все эти добытчики скоро были перебиты Манчжурами или умерли с голоду.

Целый ряд острожков был основан Хабаровым по Амуру и его притокам; но, когда, по указу Богдыхана, земледельцы Дауры и Дучеры были переселены к истокам Сунгари, казаки лишились дароваго корма, и пришлось им самим заняться хлебопашеством, к чему они имели очень мало охоты.

Вскоре Хабаров был увезен в Москву Зиновьевым по обвинению в том, что он «говудареву делу не радел, а радел своим нажиткам, шубам собольим», и начальство над Амурской землей было передано Онуфрию Степанову.

[308] Степанов спустился до р. Сунгари, захватил у живших там Дучеров хлебные запасы и зазимовал там. Весною пошел он вверх по Сунгари, натолкнулся на Китайцев, обратил их в бегство, но сам ушел назад, поплыл вверх по Амуру и, опасаясь приближения Манджуров, укрепился в Кумарском острожке ⁸). Уместно будет дать краткое описание этого укрепленьица. Оно было обведено с четырех сторон земляным валом, по углам поставлены батареи или, как тогда называли, быки; по валу и перед быками двойной забор из заостренных вверху свай, между рядами свай — земляная насыпь; вокруг всей крепости ров шириною в две сажени и глубиной в одну сажень. Земля около рва вся «пересыпана чесноком» т. е. утыкана железными остриями, которыя легким земляным покровом были скрыты от глаза. Внутри крепости — раскат, т. е. высокая батарея.

Предосторожность Степанова была не напрасна: Китайцы не могли потерпеть нападения шайки Лочи ⁹) на земли, которыя они почитали своими со времен Александра Македонскаго. В Марте 1655 года под стенами Кумарскаго острожка появился на лодках отряд Китайцев с 15 пушками, многочисленными пищалями, длинными сажень до 15-ти мешками набитыми порохом, с особыми осадными лестницами и горючими материалами. Но все это не пошло им в пользу, и многотысячный отряд их был с большою потерей отбит 500-ми казаков. Потеряв много снарядов, между прочими две пищали с жаграми ¹⁰), Китайцы ушли от крепости; двое из них были захвачены в плен и через несколько времени приняли христианство.

В то время как Степанов геройски отбивался от натиска сильнейшаго неприятеля, ему из Москвы от 15 Марта 1655 г. дана была грамота, где объявлялось благоволение и повелевалось, на- деясь на милость царя, вести себя благоразумно и храбро, к побежденным народам оказывать более ласки, нежели строгости, ясаком излишним их не обременять, с Китайцами без нужды не ссориться и защищать народы, по Амуру живущие, от притеснений неприятелей их. Но признание заслуг не могло восполнить недостатка продовольствия, и Степанову приходилось предпринимать все более [309] отдаленные розыски хлеба, голодать и терпеть недостаток в боевых припасах. Тщетно просил он о помощи; она не приходила, вероятно, потому, что Иркутский воевода завидовал его самостоятельности, так как Степанов посылал прямо в Москву собираемый ясак.

Что делал Степанов в 1656 — 1658 годах, нам неизвестно; знаем только, что, потеряв большую часть отряда от голодной смерти, он был окружен 30 Июня 1658 года на Амуре ниже Сургари Китайцами и пал в неравном бою. Мы уступили Китайской силе; но, видимо, казаки сильно напугали Китайцев. Вот что писали люди Серединнаго царства о своих врагах: «Люди царства Лоча все с впалыми глазами, высоким носом, зелеными зрачками и красными волосами. Оружие в их руках ужасно. Они страшны как тигры и искусны в стрельбе. Кто им ни попадался, того они убивали».

После Степанова Русским пришлось отступить с Амура и перенести свою деятельность в Нерчинск, основанный в 1654 году. Был оставлен и Албазин. Возобновился он много времени спустя благодаря тому, что называется случайностью и что делает Русскую историю похожею на маловероятную сказку.

На р. Лене, близ впадения в нее р. Киренги, стоял малый острожек; плывшие с ясаком из Якутска промышленники и служилые люди не могли миновать этого городка. Не только у промышленников, но и у служилых людей бывало много продажнаго пушнаго товара, и вот в Киренском острожке завелась значительная ярмарка.

Читатель не посетует на нас, если мы приведем здесь наказную грамоту таможенному целовальнику ¹¹) того времени; из нея будет ясно, как собирался налог государев, какая широкая возможность для злоупотребления представлялась сборщикам «таможенной пошлины» и почему в Киренгском острожке шла бойкая торговля мягкой рухлядью.

1645 г. 22 Сентября. Наказная таможенному целовальнику Ивану Селетинцыну ¹²) Ходить от зимовья до зимовья, сбирать таможенная пошлина от девяти десятаго зверя, от лучших лучшаго, а от середних середняго, разбираючи ровно, с соболей и с лисиц и с бобров и со всякаго зверя, другу не дружа, а недругу не мстя, по государеву указу, и всяким государевым таможенным сборам ра-[310]деть неоплошно и посулов и поминков от того ни у кого не имать. А с кого именем с торговых и с промышленных людей и с служилых государевы десятой соболиной мягкой рухляди возмешь, и какой зверь, и то у себя писать в книги имянно, а тем людем давать отписи за своей печатью и рукой. А у кого у служилых и у торговых и у промышленных людей объявится зверь доброй, их промыслов, лисицы черныя и чернобурыя Ленскою ценою рублев в 10 и в 15 и в 20 и в 30 и в 40 и в 50 и больше, или бобры черные добрые, и соболи-одинцы добрые ж, рублев в 5 или в 6 и в 10 и больше: и ему Ивашку те лисицы и бобры и соболи имать на государя и привезть с собой в Якутской острог, а тем людем деньги выдадут по цене из государевы казны. Да и того ему целовальнику смотреть и беречь накрепко, чтобы торговые и промышленные люди в зимовьях вина и меду и пива и браги и табаку и зерновых костей и карт не держали и зернью бы никто не играл».

Еще больший простор был для сборщиков ясака. Эта должность считалась самою привлекательною.

Киренгский острожек был подведомствен Илимскому воеводе, который являлся на ярмарку и вероятно круто расправлялся с торговцами. Отдаленность Москвы способствовала всяким злоупотреблениям. Например в 1645 году Якутский воевода Петр Головин не только без суда посадил в тюрьму неприятных для него людей, но и, затеяв мнимую «Якутскую измену» и «учиня с Василием Поярковым съиск, пытал убойцов Якутов, князей и улусных людей и огнем жег и кнутом бил больше месяца в три палача»; а когда приехал наконец из Москвы, вследствие челобитной пострадавших, государев посланный для разбору дела, то Головин не хотел его слушать и освободить заключенных. Насилу удалось смирить буйнаго воеводу ¹³).

Повидимому таким нравом отличался и Илимский начальник Лаврентий Обухов. Есть предание, что он отнял жену у Никифора Черниговскаго (ссыльнаго Литвина или Малоросса), который жил в Усть-Кутском острожке и заведывавл там соляным промыслом. Тот не стал дожидаться Московскаго суда и, подыскав шайку недовольных, напал на воеводу, плывшаго вверх по Лене на р. Илим ¹⁴), убил его, стражу его и разграбил все его добро; затем, взяв с собою о. Гермогена для исправления церковных треб, двинулся на Амур. Черниговский спустился по Лене до Олекмы; поднявшись по ней [311] до р. Тугира и дойдя до верховьев его, он на лыжах пробрался к берегам Амура и в 1665 году поселился на развалинах Албазина. Это было наше второе появление на Амуре. Скоро городок был укреплен и, благодаря своему выгодному положению, представлял собою надежный оплот.

Поселенцы опять потекли на благословенные берега, и в 1671 году близ Албазина, в урочище Брусяной Камень, заложен монастырь Спаса Всемилостиваго, и завелось хлебопашество.

Черниговский повел себя совершенно как служилый человек: захватил аманатов, собирал ясак, пошлину и посылал в тех местах Нерчинскому воеводе, прославившемуся потом Толбузину. Добывал он ясаку по 50 сороков соболей каждогодно, и вообще дело свое вел так настойчиво, что уже в 1669 году стали поступать на него жалобы от Китайцев.

15 Апреля 1670 г. явился в Нерчинск к воеводе Даниле Аршинскому посланец от Богдыхана с вызовом послов для разяснения, кто такие поселились на р. Амуре, воры или действительно люди Белаго царя. Аршинский воспользовался приглашением и отправил в Пекин Игнатия Милованова с предложением Богдыхану перейти в Русское подданство. Приведем часть этой любопытной грамоты ¹⁵).

«...Как под высокой Российской Царскаго величества рукой находятся цари и короли с своими государствами, и Великий Государь жалует их, держит в своем царском милостивом призрении: то и он бы Богдыхан также поискал его Царскаго величества милости и жалования и учинился бы под высокою его рукою; а Великий Государь учнет его Богдыхана жаловать в своем царском милостивом призрении и от недругов его в обороне и защищении, и был бы под высокой рукой неотступно, и дань бы ему Государю давал, и его Великаго Государя людям с его Богдыхановыми людьми на обе стороны торговать было бы повольно».

Вероятно Иезуиты-переводчики не передали Китайскому двору подлиннаго содержания такой грамоты, ибо Милованов был ласково принять в Пекине, с дарами вернулся в Нерчинск и привез лист от Богдыхана. Вот содержание этого листа:

«. . . . . . Были-де его Богдойскаго царя промышленные люди на Шилке-реке для соболинаго промысла, а приехав те его промышленные люди ему сказали: по Шилке реке в Албазинском живут Русские небольшие люди, Микифорко Черниговский и воюет-де его украинных людей Даур и Чюгар, и он-де Богдыхан хотел послать на [312] Русских людей войною, и ему сказали, что живут великаго государя люди... Служилые люди впред бы-де его украинных земель не воевали и худа б никакова не чинили».

Кроме того, Богдыхан требовал немедленной выдачи некоего Гантимура, Тунгузскаго князя, который в 1667 году, «поревновав Русских людей житию доброму», перешел на нашу сторону.

Требование выдачи Гантимура Продолжалось вплоть до Нерчинскаго трактата. Вот что писал про этого Тунгузскаго державца Спафарий. «А тот Гантимур лучше всех твоих великаго государя ясашных Тунгузов; муж великой, храбрый, будто исполин; девять жен у него, а детей больше тридцати, опричь дщерей, а племя его соберется больше трех сот человек, все вооружены в куяках, с копьями. И как я, холоп твой, слышал, для того Китайцы прилежно просят того Гантимура, что они ведают, что он и племя его — люди самые ратные, и Китайцы боятся, чтобы он не побудил твоих служилых людей и не пошел бы на них войной, для того, что он жил в здешних местах и про все знает».

Платил Гантимур, по принятии его в Русское подданство, по три соболя с человека ежегодно, и доброта соболей его была весьма ценима. Поэтому Московское правительство крепко держалось за Гантимура.

Нерчинский воевода Аршинский отпустил посланца Китайскаго с честью и запретил Черниговскому воевать Даур без государева указа.

Повидимому, Китайцы не дождались ответной грамоты из Москвы, и дела шли попрежнему; но мы видим, что в Москве тревожно и заботливо смотрели на Забайкальския и Даурския приобретения, желая их укрепить и поддержать.

Весьма понятно, что деятельность Черниговскаго была замечена и оценена в Москве и когда он отправил челобитную, моля у Государя прощения, она была принята благосклонно. Надлежало однако удовлетворить правосудию, и вот 15 Марта 1672 г. Черниговский, его сын и еще 7 человек, приговорены к смертной казни, а 46 человек к телесному наказанию, но через два дня всем им объявлено прощение, а в награду послано 2000 рублей; дана Албазину печать серебряная с двуглавым орлом и надписью: «печать Великаго Государя Сибирския земли Албазинскаго острога», и приказано строить там церковь.

В 1674 году, по неизвестным причинам, Черниговский сменяется боярским сыном Семеном Вишняковым, который и при-[313]нял от него Албазинский острог по «росписному списку»; но эта смена не имела значения наказания, так как в Апреле Черниговский вместе с боярским сыном Григорием Лонщаковым и 400 служилыми и охочими людьми разбивает под Семеновском бродячих безпокойных Мунгальцов.

Считаем не лишним привести в выдержке описание Албазинскаго крепостнаго устройства.

«182 года (1674) Февраля 12 дня, по указу Великих Государей и по наказной памяти и по приказу Павла Яковлевича Шульгина, велено мне Семену Михайлову Вешнякову, приехав в Албазинской острог, у прикащика Никифора Черниговскаго принять острог и государевых аманатов и казаков и всякия государевы дела. И я Семен принял острог, с нагородней покрыть тесом, а в остроге башен две по углам от Амура реки, под теми башнями избы, верхи шатровые, покрыты тесом. а третья башня Приказ; сверху приказу чердак караульный покрыт тесом, а в остроге колодезь на водолейке да амбар Воскресенской, в надолбах часовня; служилых людей 109 человек, коробку с замком нутренным, а в ней книги приходныя и расходныя государеву десятинному хлебу, да книги десятинному соболиному промыслу, да книги ясашныя прошлых годов 175 и 176 и 177 и 178, хлеба всего 56 пуд, да десятинной соболиной казны восемь соболей с пупки и хвосты, денег два рубля 18 алтын, пороху сухова 32 ф. с деревом, да мокрова 1½ пуда с мешком, свинцу 26 ф. (пробел) 24 ф., 29 огнив, да семь ядер пушечных железных, 4 топора, 16 мушкетов, роспись серпам, 2 безмена, колыпь (?) мушкетный, знамя камчатое светчатое, барабан, десть бумаги писчей, пахатных крестьян 5 человек» ¹⁶).

Так слабо была вооружена крепость, представлявшая собою главный оплот наш на Амуре. Впрочем Московское правительство само понимало недостаточность укреплений Сибирских и, не имея возможности прямо пособить этому горю, предпринимало целый ряд мер, клонившихся к обезоружению подвластных племен и к сбережению военных припасов. Некоторые из посланных в Сибирь наказов свидетельствуют, что в Москве зорко следили за отдаленными окраинами.

Вот например царская тайная грамота Верхотурскому воеводе Хрущову о строжайшем запрещении продавать и променивать порох, свинец, пищали и всякаго рода оружие Калмыкам, Башкирцам, и другим иноземцам, 1675 года 14 Марта ¹⁷).

[314] ... «В нынешнем в 183 году (1675) в Сибирский Приказ из Приказу Казанскаго дворца писано, что по Сибирской дороге за Уралом, от городов Уфы в дальних местах, объявились у многих Башкирцев пищали, винтовки многия, да и по городовую-де сторону Уфы у Башкирцев пищали есть и пищальной-де стрельбе изучились, а лучную стрельбу покинули . . . . . Ныне мы Великий Государь указали по прежнему нашему великаго государя указу, в Тобольске, в Томске и Тобольскаго и Томскаго разряду в городех, и на Лене в Якуцком в Илимском, в Даурах, и тех городов и острогов в уездех, учинить заказ крепкий, тайно, чтобы Русские всяких чинов люди и служилые и ясачные и всякие иноземцы пороху, свинцу, пищалей, сабель, копей, бердышев, ножей, топоров, пансырей, лат, шишаков, наручей и никакого ружья и разныя сбруи, Калмыкам и Мунголам и Китайским людем и Бухарцам и Башкирцам и всяким иноземцам нигде не продавали и ни на что не променивали, а панцыри велено в Сибири покупать в нашу государеву казну и присылать к нам Великому Государю... А никому про то не объявлять, чтобы им про то ведома не было, и того смотреть и беречь накрепко, чтоб впред однолично того было неведомо указ о том во все Сибирские города послан».

14-го Июля того же года писан новый указ о покупке панцырей и о запрещении торговать ими частным лицам: «будет кто панцыри продавать и покупать учнут, и тем людем за то от нас быть в опале и в разорении безо всякия пощады» ¹⁸). 27 Октября была отправлена грамота Кунгурскому воеводе Ивану Поливкину, в которой строжайше наказывалось не давать на ученье стрельцам казеннаго пороху.

Такия меры предпринимались для охранения против мелких кочевников; относительно же Китайцев Московские политики считали за лучшее отмалчиваться и предоставляли Даурским казакам действовать по их разумению. Таким образом в марте месяце 1675 Черниговский, собрав 300 казаков и гулящих людей, пошел на Китайскую сторону, «на реку Ган», так как прослышал, что некоторые Мунгалы пожелали принять Русское подданство. Предприятие обошлось без столкновения с Китайцами, и новые подданные были благополучно приведены в Албазин.

Однако система затягивания оказалась неудобною, и наконец в 1675 году было отправлено в Китай посольство Спафария. Он должен был завести сношения с Богдыханом, а главное разведать о водном пути из Китая в Россию ¹⁹). До чего еще смутны были [315] в то время представления о Серединном царстве, мы видим из того, что Богдыхану предлагали писать свои грамоты или по- латыни или по-турецки. Как известно, посольство СпаФария было неудачно. Богдыхан не отвечал на государеву грамоту, ибо Гантимур не был выдан, а посол-де не делал всего по их Китайскому обычаю ²⁰), и на порубежных местах Русские не жили смирно. Да и вообще дружеския сношения не могли установиться, так как по Китайским понятиям грамота Императора может быть писана лишь с сими выражениями: «от превысокаго престола к нижнему и смирному месту», на что, конечно, Московский посланник не мог согласиться, Приказано было Спафарию передать в Москву, что «как един Бог на небе, так един Бог земной стоить среди земли между всех государей, и окрест его все государи стоят».

Впрочем, от Иезуитов СпаФарий узнал, что Китайцы сильно смущены близостью Русскаго государства и не могут понять, как Русские решаются жить в таком малолюдстве при Нерчинске и Албазине, и что они намерены, во что бы то ни стало, вернуть к себе Гантимура. Иезуиты обещались служить Русскому государю как Богу, а один из них, Вербиест, просил нашего Царя о милостивом призрении на все их общество и послал свое сочинение о звездословии.

Пока СпаФарий ездил в Пекин, Албазинские прикащики не унывали и усердно делали свое дело, т. е. разсылали казаков за сбором ясака и строили новые острожки. Один из таких сборщиков Василий Терентьев «в 1676 году с товарищи 14 человек ясашное зимовье на Гилюе реке поставил и ясака собрал с Кандигирскаго Онкулеева роду с оленных Тунгузов два сорока семнадцать соболей да с Оленных захребетных Тунгузов с Пачегирскаго роду 17 соболей... с Украйнскаго роду 20 соболей» ²¹). Когда к нему не явились с податью Улагирские Тунгузы, то он послал к ним двух казаков, Игнатия Бюрюцкаго да Екима Иванова; те шли вверх по Зее «недель десяток» и взяли с непослушных повольнаго ясаку 67 соболей, но аманатов привести не могли, «так как (объяснял Терентьев), от Албазинскаго острогу стало места дальнее». Не только ясак (пять сороков два соболя) был благополучно доставлен в Албазин, но с Терентьевым пришли «Улагирские мужики два человека и били челом Великому Государю, чтоб Великий Государь их пожаловал, велел поставить на Зее-реке ясашное зимовье и ясак с себя платить хотят полный и аманатов дать хотят же; [316] и около их Улагирских Тунгузов иных Оленных Тунгузов разных родов много, и поддаваться под царскую превысокую самодержавную руку хотят же, на платеж согласны».

Услышав про это, Албазинский прикащик Федор Евсевьев распорядился следующим образом: взял из государевой казны «два сорока соболей да сорок пудов хлеба» и за эту плату построил два дощеника, и когда они были готовы, он «снарядил на Зею-реку к Улагирским Тунгузам для ради ясашнаго сбору и зимовья ставить, и для аманатской поимки, 28 человек служилых людей» ²²).

Но в это же время Евеевьев получил от государева посла Микулая Гавриловича Спафария указную память, чтобы он не производил с Улагирцев ясашнаго сбору, покамест «посольство вершится».

По возвращении Спафария из Пекина намерения Китайцев обнаружились, и Албазинцы в 1677 г. отправили челобитную в Москву, умоляя прислать из Нерчинска «оружия, мушкетов, пороха и свинцу для всякия поры и осаднаго времени», так как «буде в Богдойских людях какая шатость учинится», им государева Албазина оберегать нечем. А было их всего на всего 170 человек!

Но не одна малочисленность казаков составляла слабость крепости. Внутреннее управление и дисциплина почти отсутствовали, как это мы можем видить из донесения преемника Евсеева, управляющаго Гаврилы Фролова. «В нынешнем во 185 (1677) году Марта в 29 день приходили в судную избу Албазинскаго острога служилые люди, десятники казачьи... с товарищи и били челом Великому Государю, а мне подали заручную челобитную, чтобы их служилых людей Великий Государь пожаловал, велел отпустить в поход по Зее и по Быстрой реке поискать на ясашных иноземцах. И я у них тое челобитную не принял, потому что прислана указная память и не велено ссоры с Китайцы никакия чинить, а вниз по Амуру и по Зее и по Быстрой все живут иноземцы... под державою Богдойскаго царя. И я, по совету, служилых тех в поход не отпустил против памяти посла Николая Гавриловича, чтобы государевых вотчин и дальней его украйны Нерчинскаго и Албазинскаго острогу не истязати. А они Мишка Сапожников с товарищи Великаго Государя судебную избу опозорили и мой домишко вовсе разорили и многим служилым людем угрожают; а мы государскаго указу к себе против памятей ожидаем с часу на час, и ты к ним о том обо всем изволь и прикажи отписать, а ныне от тех людей в войске великое смяте- ние чинится» ²³).

[317] Государево дело в Даурской земле шло по немногу. В 1679 был построен Селембинский острог, а ниже устья Селемб-Долон- ский, затем была занята оставленная Даурами крепость Айхун на Амуре; наконец, в 1681 году Нерчинский воевода Воейков решил пройти по всему Амуру вплоть до Восточнаго океана, осмотреть морские берега и сделать всему пути описание ²⁴). Сенотрусов и 18 казаков взялись исполнить это предприятие на свой риск и кошт.

Московское правительство хотело более прочно укрепиться в новых землях, и в 1681 г. отправлена была в Западную Даурию особая миссия для распространения веры. Проповедниками были назначены игумен Феодосий и иеромонах Макарий с монахами. Сибирский митрополит Павел дал им такое наставление: «Приехав в Даурию, в Селенгинске и других городах и острогах приглашать всяких иноверцев к истинной христианской вере православной, поучать со всем тщанием и ревностно из Божественнаго писания и крестить во имя Отца и Сына и Святаго Духа, и приводить же к тому Божиему делу без тщеславия и гордости, с благим намерением, без всякаго оскорбления... опасаться, чтобы какими-нибудь словами не отдалить строптивых иноземцев от святого дела» ²⁵).

Были принимаемы меры к тому, чтобы образовать на берегах Амура и его притоков более оседлое население. Сохранилась память Нерчинскаго воеводы к Албазинскому управителю Григорию Лоншакову и волостному пашенному крестьянину Михаилу Немирову, в которой воевода по государеву указу «заказ чинил крепкий пашенных крестьян Албазинским казакам в обиды не давать, и заказать пашенным крестьянам, у которых есть дочери их девки, и они б дочерей своих выдавали замуж за пашенных крестьян, а за Албазинских казаков ни за кого отнюдь не давали, для того, чтоб пашенные крестьяне были все женаты и постоянны; а буде вы Григорей и Михайло пашенных крестьян дочерей их давать за Албазинских казаков, а не за крестьян, станете, и вам от Великаго Государя за то быть в опале и торговой казне, и животы ваши взяты будут па Великаго Государя безо всякия пощады».

Но жить по Амуру Русскому человеку приходилось «с великим бережением, чтобы Китайские воинские люди какого дурна не учинили». Поэтому новый Албазинский начальник Ондрюшко Воейков в 1681 г. стал укреплять свой острог, ров копать, и чеснок бить, и надолбы делать. Он расширил крепость и поставил воеводский двор. Но такия крепостныя работы очень не понравились казакам: вспыхнул [318] мятеж, и только Нерчииский воевода быстрым прибытием выручил из беды своего сына.

Казаки стали проситься отпустить их обясачить народы, которые жили по рекам Быстрой и Хамун. Получив запрещение, они все же в числе 61 человека ушли на р. Хамун, соединились с другою партией, вышедшей из Якутска и долго распоряжались в тех местах.

Опасение «дурна от Китайских людей» было не напрасно. Богдыхан подготовлял поход против Лочи, что не могло остаться тайной для Русских, и 5 Марта 1682 г. Воейков доносил своему отцу: «Василий Терентьев (с 16 человек отправлявшийся за ясаком) сказал, что из Верхозейскаго зимовья ходили они на торговище к Уларским и Богдойским мужикам, где сказывал им в той Даурской земле мужик по имени Илтаней неложно и по своей вере божился солнцем и месяцем, есть-де у Богдойскаго царя такая дума, собрана - де у него великая сила, и посылает-де он ту свою силу войною под Нерчинские и Албазинские остроги, а подозваны-де у него черные Мунгелы и по своей-де их вере пожалованы и дано-де им много камок, атласов и бархатов и ланнова серебра и хлебных запасов впред на два года, а к Даурским мужикам от Богдыхана прислан большой боярин и под хлебные запасы велено-де им бусы ²⁶) сделать, а хлебные запасы и лошади жирные готовы и всякие воинские припасы по тому же изготовлены, под остроги-де нынешней весной по пластам наперед будет конница легкая в большом собраньи, а достальная-де сила будет водяным путем в бусах с хлебными запасы и с огненным оружием и с пушками и со всякими воинскими припасы».

В этом же году была прислана в Албазин грозная грамота Богдыхана.

Никакого ответа Богдыхану не было дано, а стали приготовляться к обороне: Игнатию Милованову в отпуск на Зею и на Селембу реку из Нерчинскаго острога дано снаряжение, между прочим две пищали железныя затинныя. Решили искать казаков ушедших на р. Хамун. Для этого был отправлен Григорий Мыльников с 67 казаков. Между тем Китайцы заняли Айхун, исправили крепость и сделали ее своим сборным пунктом.

17-го Июля 1683 года партия Мыльникова под Айхуном была окружена Китайцами в числе 6.000 человек. Казаков было около [319] семи десятков, и о сражении нечего было и думать. Китайский военачальник Лантань вызвал к себе Мыльникова со старшими казаками и задержал их у себя; остальные казаки частью сдались, частью скрылись в лесу, и за тем пришло в Якутск и Албазин известие о нашествии Китайцев. Плененные Русские были отведены в Пекин, где жили «без всякаго мучительства» и скоро совершенно освоились с тамошнею жизнью. Мыльникова Китайский двор сталь употреблять для посылок к Русским воеводам.

Китайцы медленно, но настойчиво вытесняли Русских из Даурской земли: острожки сожигались и разорялись, жители уводились в плен. Они зорко смотрели, чтобы не заводилось новых Лочаских поселений и, понимая, что Албазин представляет главный оплот наших действий, твердо решили, во что ни стало, его разорить. Но в тоже время сами Китайцы не скрывали своей осторожности и даже робости: не узнав силы и состояния Русской крепости, они не хотели делать решительнаго удара. Хорошо понимая значение Албазина, и Московское правительство деятельно готовилось к борьбе. В Тобольск набирался казачий полк (600 чел.) и обучался у «Немца» Афанасия фон-Бейтона. Полк этот двинулся в Даурскую землю. За Байкалом, под Верхнеудинском. Мунгалы отогнали у казаков несколько лошадей; тогда казаки, вопреки приказам своего начальника Бейтона, самовольно двинулись по р. Чикой для наказания дерзких инородцев. Это и было причиною того, что позднее Бейтон опоздал к осажденному Албазину со своей помощью.

В 1684 году Китайцы, подойдя к самому Албазину, захватили нескольких жителей и священника и увели их в плен в Пекин. Там Богдыхан дал им капище для устройства церкви, которая и была освящена во имя Св. Софии. В 1695 году Тобольский митрополит отправил туда новаго священника и диакона с церковною утварью и разрешил на эктениях наряду с царем поминать и Богдыхана.

«Богдойской славной великой земли царь Богдыхан указ послал в Албазин приказному человеку. Во всю вселенную славен и велик, до всяких людей добр и милостив, как отец до детей, и на своей земле живу мирно и не притрону никого. И вы пришли в мою землю и моих ясашных людей изгоняете, у промышленных людей соболей и запасы отнимаете; Гантимура с товарищи приняли, и на моем рубеже вы много делаете худа. И я, Богдойский царь, на вас послал большое войско, убить и погубить вас желаю. И вы того дурна покиньтеся, подите назад, и моих людей, что к вам сдалися, и я к вам писал по многия времена, отдайте назад; и вы [320] того не разумеете: еще хуже того стали воровать и моих ясашных людей Тунгузов отнимаете и огнем жжете. И я для того послал своего полковаго воеводу с Великим войском и не дам вам по Амуру и по Зее повольно дуровать. И прежде того велел было, где вас ни увидят, тут и велел бить и имать, я ныне велел вас добром призывать на свое имя и жаловать. А которые ваши Русские люди в прошлом году по Амуру реке вниз на Быструю встретили мое войско, и те ваши люди сдались на мое имя 29 человек, и я их много пожаловал и ни одного человека не казнил... И вы Албазинские и Нерчинские Русские люди всякаго дурна покиньтеся, Гантимура с товарищи назад отдайте и сами назад пойдите; а мы всякия дела меж собою покинем и между собою в любви жить добро, и вы того не разумеете и на моем рубеже станете жить, и в те поры вы ни небом, ни землею не закроетесь. Убить вас не желаю, и вам назад идти далеко; а вы подумайте и придите ко мне на мое имя, и я вас много пожалую».

Видя, что Русские не покидают Албазина, Китайцы двинулись на них с огромным войском: «на сте бусах, а на бусе шло воинских людей по пятидесяти человек, да конницы тысяча человек, а пушек полковых сто, да ломовых болыших и гранатов сорок».

Прикащик Толбузин велел сжечь дворы на посаде, собрал к себе в острог всего 350 человек и сталь готовиться к обороне, умоляя Нерчинскаго воеводу Власова прислать на выручку ратных людей, пушек, мелкаго ружья, пороху и свинцу «не замочтав», а в Москву отправил служилаго человека Левку Перескокова с Богдойскими листами, которые заключали в себе предложение сдаться и были ему доставлены Русскими полонянниками Федькой и Ганькой.

4-го Июня 1685 года показалось передовое Китайское войско; оно захватило Русский скот, ходивший по пастбищам. 11-го числа военачальник Китайский Лантань подошел к стенам Албазина и стал требовать сдачи, обещая милости и полную безопасность. Толбузин, «кроме суровых и упорных слов», ничего снисходительнаго не отвечал. Лантань стал прилежно изучать местоположение и укреплять свой лагерь. Дней через пять он заметил, что человек сорок Русских, с женами и детьми, на плотах шли к Албазину: явное доказательство, что страх перед Китайцами не останавливал желавших селиться на берегах Амура. Лантань послал к этим плотам джайлань-ни-джангина ²⁷) Агантая с предложением сдаться. Но Лоча, не смотря на численный перевес убеждающих, с яростью [321] бросились на них и через минуту были изрублены ожесточившимися Китайцами.

В тот же день Лантань решился на приступ. Сделав вид, что он наступает с передней стороны, он велел построить земляные валики, разставить щиты и, безпокоя осажденных стрельбой из луков, «чинил вид, что будто тем город достать хочет», а в тоже время с задней стороны, потаенным образом доставив туда Голландския пушки, сделал приступ и приказал громить стены с двух боковых сторон из больших «дзенгень», пушек.

Но Толбузин сумел удержать Китайцев. Несколько дней Лантань палил из пушек; около половины Русских были перебиты, все их боевые запасы истощились; башни и строения разрушены, стены изрешетены. Казаки отбивали нападение, одним холодным оружием и все же не сдавались, ожидая себе помощи. Китайцы решили сжечь город и, под охраною пушек, обложили все стены грудами дров. Тогда иеромонах Гермоген сталь убеждать Толбузина сдать город, под условием свободнаго пропуска всех жителей в Нерчинск, со всем оружием и имением.

Лантань очень обрадовался, осыпал Русских ласками и похвалами и всячески склонял их принять Китайское подданство, обещая за это великия награды от Богдыхана. Несколько Русских пленились обещаниями и «признали себе за лучшее быть под правдохранимым и милостивым богдыхановым правительством». Остальные, под присмотром Богдойских военных людей, отправились в Нерчинск. Через день они повстречались с шедшею к ним на подмогу сотнею казаков, при 5 пушках и 300 мушкетах. Толбузин шел в Нерчинск «с великою нужею», питаясь кореньями и травой и опасаясь, как бы Богдойские люди не разгромили и Нерчинска. Но Китайцы, дойдя до Шилки, повернули назад.

Китайцы разорили Албазин; но, опасаясь как бы не пришло Русское войско, ушли в Айхун.

15 Ноября 1685 года прибыли в Москву Албазинские казаки с листом от Богдыхана. Они были отправлены из Пекина еще в Апреле и должны были завести такую же грамоту в Албазин и Нерчинск. Вот что писал Китайский Император ²⁸):

«Богдойский царь Русскому Белому царю указ послал. Сперва твои люди на своей земле жили; ныне в мою землю вошли, пусто-[322]шат и изгоняют. Прежде сего не бывало. Мои украинные люди жили в прохладе и тихо. Ныне ваши Русские люди в мою землю зашли далеко, мою землю пустошат и моих украинных людей, жен их детей отнимают... Я ныне большое войско выслал, драться и воевать хотел. Мы сперва меж собою жили советно; нам бы стараго совета не потерять. Война и драка у нас меж собой будет; а наши украинные люди не оскудеют ли? Подумаем. Войско пойдет, нашим людям натужно будет. Ты своих Русских людей назад возми с моей земли безо всякия смуты. Сперва я к тебе писал; а ты стал больше людей посылать, мою землю пустошить и грабить, и беглых людей принимаете... Которых твоих Русских людей я взял, ни одного не убил, всех пою и кормлю. Я посмотрю, твои Русские люди худова дела не покинутся ль? Я ныне большое войско свое послал Албазинский острог было воевать. У меня в подсолнечной тьма земель, люди есть, живут в прохладе, тихо и смирно, всякаго покою и кормлю. Еще к тебе писал: твои и мои украинные люди не изгонны б и не натужны жили, не разорялись бы и не разбежались. Подумаем. Без драки и без войны лучше будет. Албазинских своих людей к себе назад возьми. Якутск иди какое место рубежем поставим, там по своим местам жити и промыслы промышляти. Ты из тамошних людей ясак на себя емли, а в мою землю своих людей не пущай; по пустому моих людей изгонять и налоги чинить не вели; и мы промеж собою против сего письма по совету сделаем. А которое свое войско послал под Албазин, и я то войско велю назад воротить и на рубежное место посажу, и наше рубежное место будет и наши украинные люди станут жить в прохладе и в совете, безо всякия смуты и пороку и торги меж собою торговати и послы посылать и станем меж собою жить в совете».

В ответ на эту грамоту цари Иван и Петр, получив известие о первом взятии Албазина, разсудили отправить в Пекин с подъячими Венюковым и Фаворовым извещение о том, что от Спафария не могли они ведать о Богдыханных желаниях; что, известясь в сем году о нечаянном вступлении в Русские пределы Китайских войск, заключили они, Государи, что он Богдыхан оставил прежнюю добрую с Россией дружбу, коей предки его нарушить не дерзали и с живущими там Российскими народами никаких не заводили ссор, и, не дав знать законную причину, начал войну, принудил и их Государей несчетныя и несметныя войска послать на границы, с храбрыми воеводы, на усмирение противных; что присланное от него Б., сего 15 Ноября, об- явление о унятии пограничных Российских жителей от причинения будто бы Китайцам обид и о выступлении их из Китайских земель в свои края, есть для них, Государей, очень новое и тем удивительнее, что если бы Б. не начиная войны, дал знать о семь деле, то все было бы успокоено без разлития крови и опустошения государств; что они повелели войскам удержаться от кровопроли-[323]тия и отправили в Албазин послов, окольничаго Головина с товарищи, поручив им правдою усмирить и своевольных, буде объявятся, наказать; что, наконец, получа он, Богдыхан сию грамоту, повелел бы войску своему отступить в свой край и, не допуская больше до ссоры, запретил подданным своим переходить рубежи и никаких задоров не чинить; пленных освободил бы, к Российским послам на съезд выслал бы и своих послов, наказав им, чтобы они по тому ж, все ссоры прекратя, обиженных наградили и пострадавшему владению всякое учинили удовольствие; а что вновь заселено, то бы в Российскую сторону возвратили и уступили, начинщикам же оной ссоры учинили казнь, и от того между обеими державами будет дружба и любовь, подданным же мир и тишина.

Князь Василий Васильевич Голицын написал также письмо к Китайскому главнокомандующему, прося миролюбиво разобрать возникшия ссоры. А Венюкову и Фаворову было наказано изо всех сил стараться, чтобы к государеву имени было к чести и повышению, а Московскому государству ко всякому добру; на вопросы же о великих делах отговариваться неведением. При принятия ими богдыханова ответнаго листа стараться, чтоб именование и титулы царские написаны были во всем сообразно с титулами, в царской грамоте изображенными; по самой же крайней мере, принять и таков, каков дадут. А между тем тайно разведывать у Езовитов: с каким успехом принято будет от Богдыхана их посольство, к миру или к войне он склонен, на каких условиях прекратить войну желает, много ли Китайских войск посылано под Албазин и с какими военачальниками и инженерами, природными или Немцами, какия у них воинския орудия и припасы и где и от кого оныя получаются, и сколь пространно и многолюдно, и с кем граничит Китайское государство?

Между тем в Даурской земле происходило следующее.

В Нерчинск мало по малу подошли Бейтоновы казаки, и Власов стал совещаться с Толбузиным, что делать. Отказаться от Албазина у них не было и в мыслях. Они решили послать казаков для разведок, 70 человек охотников, которые 15 Июля на легких лодках поплыли к Албазину и 7-го Августа донесли, что острог и строения сожжены, но засеянный хлеб оставлен невредимым. Тогда Толбузин, с отрядом в 671 человек при пяти медных и трех чугунных пушках, двинулся к развалинам Албазина. Бейтон с своими казаками был отдан ему под начало, «в послушание ратное». Им было наказано возстановить крепость, «чтоб безстрашно было служилым и всяких чинов людем и пашенным крестьянам с поль насеянной хлеб снять».

[324] 27 Августа Толбузин был уже на месте и занялся уборкою хлеба и приготовлениями к стройке. Решили устроить крепость как можно прочнее и снабдить всем необходимым для продолжительной осады.

Благодаря знаниям Бейтона, распорядительности Толбузина и усердию работавших, укрепления быстро росли. Албазин был обведен земляным валом, шириною в основании до четырех сажен. Ранняя зима помешала работам. С началом весны оне были возобновлены. Вал поднят на три сажени, залит глиною, убит кореньями, облицован дерном; таким образом крепость была ограждена от пожара. Много хлопот было с копаньем колодца. Недостаток плотничных инструментов не позволял быстро строиться; приходилось в Телембинске выплавлять железо в ручных печах и выковывать необходимые инструменты. К весне был готов только воеводский дом, да 10 изб вне городской стены. Пашни были засеяны, и жители не терпели недостатка в припасах: рожь и овес продавались по 9 к. за пуд, пшеница по 12 к., горох и конопля по 30 к., крупа ячная 25 к. пуд.

Укрепившись таким образом, Русские люди опять принялись за государево дело: стали совершать разъезды и собирать ясак, для чего и привели аманатов с притоков Зеи.

Осенью приходили в Албазин Китайские шпионы-Тунгузы под видом того, что-де ищут Русскаго подданства. Толбузин не раз посылал казаков поразведать о намерениях Китайцев и наказывал доставить какого нибудь языка; по все было напрасно: Китайцы при виде Лоча обращались в поспешное бегство. Тогда Толбузин отрядил Бейтона с 300 казаков на р. Кумар, приказав спрятаться там и подстеречь Богдойских людей.

Бейтон 17 Марта подстерег партию в 40 человек и с Великим трудом взял в плен одного Манджура: неприятель защищался ожесточенно.

Пленннк «Говодейко» показал, что Китайцы, проведав от взятаго в плен казака о возобновлении Албазина, послали его проведать, что у них Русских делается, и собираются напасть на город. Действительно 1-го Июля 1686 года Китайцы в большом числе подступили и по реке, и сухим путем. Их было несколько тысяч и пушек 40. Русских было около 800 человек. Толбузин не был захвачен врасплох: вне-крепостныя строения сжег, а людей поместил за валом. Нерчинский воевода Власов послал было подмогу, но она не могла дойти до города.

[325] Китайцы построили укрепления, остатки которых свидетельствуют о больших познаниях в фортификации; они вероятно были возведены по плану Иезуитов, находившихся при Китайском войске. Началась правильная осада и непрерывная бомбардировка.

Китайския пушки сильно вредили казакам, и они навалили на стену груды свеже-срубленных еловых деревьев. Китайцы подвели подкоп и взорвали стену. 1-го Сентября они пошли на приступ, но были отбиты с уроном. Казаки частыми вылазками тревожили осаждающих и совершали чудеса храбрости. В конце Сентября Толбузин был убит неприятельским ядром; начальство принял Бейтон и явил себя достойным преемником убитаго.

Наступило холодное время. От сырости и тесноты в землянках, где скрывались осажденные, развилась цинга, похищавшая более жертв, чем неприятельския ядра.

Вот что писал о тогдашнем положении своем Афонька Бейтон Нерчинскому воеводе ²⁹) «... Сколько побито и померло... ей Создатель Сердцевидец! Милости прошу у Бога, да у вас государя стольника. Человеческое, убогое и хворое и безпамятное и несмысленное писать и сметить некому... записать некому, некогда; потому что странное время было: друг друга не видали и, кто поздоровеет раненные и кто умрет, не знали, потому что скудость во всем стала такая у нас в Албазине... и нам бы томною и голодною смертью не помереть... Пили мы с покойным одну кровавую чашу с Алексеем Ларионовичем, и он выбрал себе радость небесную, а нас оставил в печали и видим себе всегда час гробный...»

Сам Бейтон заболел, и по отступлении неприятеля мы его видим ходящаго на костылях.

Зима принесла облегчение. Китайцы предложили сдаться и, получив отказ, прекратили нападения. Они тоже жестоко терпели от стужи и цынги. 6 Мая 1687 г., когда у Русских осталось всего десятков семь человек, Китайцы, получив извещение из Пекина о предполагаемых мирных переговорах, отступили на четыре версты и прекратили всякия нападения. Военачальник Китайский преддожил Бейтону докторов и съестных припасов; но тот отвечал, что у него все здоровы и припасов много, а в доказательство прислал огромный пирог.

[326]30 Августа 1687 года Китайцы совсем отступили от Албазина.

Гонцы, выехав из Москвы 20 Декабря 1-го Августа 1686 года, были в Селенгинске, и лишь 31-го Октября прибыли в Пекин. Решено было на время прекратить военныя действия, а настоящие переговоры начать, когда великий и полномочный посол Русский, окольничий и наместник Брянский, Федор Алексеевич Головин, прибудет на Китайскую границу.

Ф.А. Головину наказано было: учинить непременно рубеж по реку Амур, давая знать, что кроме оной реки, издревле разделяющей оба государства, никакая граница не будет крепка, так же, чтобы подданные обоих государств с одной стороны в другую за реку Амур не переходили, с ясашных людей ясака не сбирали и никаких обид им не чинили; пограничныя ссоры успокоить; разоренные острожки построить и людьми населить паче прежняго. А буде Китайцы той границы по Амур учинить не похотят, то, по крайней мере, учинить границу рекой Амуром по р. Быструю или Зею, в Амур впадавшия. Буде же и в сем поупрямятся, то по самой последней мере быть границей Албазину, а промыслы иметь по реке Амуру, Быстрой и по Зее. Буде же и на сем не захотят учинить мира, то военною всего сего домогаться рукою. Внушить Китайским поверенным, что Даурская земля никогда во владении Китайском не бывала; а жили на той земле ясашные, в Россию платившие ясак люди, а хотя в древния лета те Даурские жители и платили им Китайцам ясак, но то делали они поневоле, быв в недальнем разстоянии от Китайских городов; по выстроении же вновь острогов, Даурские жители попрежнему ясак платить начали в Российскую сторону, и в том обиды подданным Китайским не учинено, а следовательно и войны за то начинать было нечего. Объявив сие, требовать награждения за убытки и за разорение острожков, или, в знак государевой дружбы с Богдыханом, уступить оные без взыскания. Князя Гантимура с детьми и родом, яко принявших святое крещение, не выдавать; прочих же беглецов отдать за окуп, но не более 30 р. за человека.

Несчетныя и несметныя войска у Головина было таковы: полковник солдатскаго строя Антон Фон-Швалымберх с начальными людьми, стольник и полковник Скрипицын, подполковник Богатырев с пятью капитанами и 506 Московскими стрельцами; солдат-[327]ского строю полковник Грибов с 11 начальными его полку человеками, да Сибирских служилых людей 1400 человек.

Головин 26 Января 1687 выехал из Москвы и 25 Октября был в Селенгинске. Оттуда он отправил в Пекин жильца Коровина, дабы условиться о месте съезда и о равенственном числе людей.

Вести из Албазина были далеко не радостныя: Китайцы появлялись время от времени в его окрестностях, посеянный хлеб «толочили, а достального косили и жгли». Правда, Власов 12 Октября 1687 года прислал военных и сестных запасов, но житье в Албазине было очень плохое: казаки просились в Нерчинско и бунтовали. Вот что писал Бейтон своему начальнику ³⁰).

«В нынешнем во 197 году месяца Сентября в 9 день ведомость тебе чиню, что по се число в Албазине от неприятельских людей Бог нас миловал, а впред он же Христос волен с нами; только у нас в Албазине житие тяжело, помираем голодною смертью, пить и есть нечего, а всяк приступает о запасе. А житие мое коротко ставает в Албазине: всяк просится в Нерчинское, а держать неведомо как, кормить нечем; что сто пуд было, прислано было от вашей милости, и то роздано и съедено, а зима вот над головой. Свет государь Иван Остафиевич! Не покручинься па мое письмо, писать некому, а сам не смыслю и дежу теперь на одре шестая неделя, пить и есть нечего, с нужды и с бедности пропадаю... Извольте у людей спрашивать про нас, не дайте томной и голодной смертию умереть при конце живота своего, а боле писать не могу; пропадаю; волен Бог и ты, государь Иван Остафиевич, со мною».

Несколько позднее, от 6 Октября, он же писал ³¹): «Ратным людем зело мнительно и печально... начали многие нарываться и бити челом в Нерчинско, и яз всячески Божией милостью и царской такоже грозой держал и разговаривал, чтобы Государской украйны не оставляли на всеконечную погибель». Казаки волновались и бечинствовали; двое дошли до того, что в Филиппов пост стали есть мясо. Эти же казаки стали поговаривать: «Придет Рождество Господне, и мы сгородим что-нибудь и Афонасий Бейтон нам скорее указ учинит и в Нерчинско отпустит. Прилучился праздник Рождество Христово, и у атамана Ивана Бузунова была корчага кваса, и они учинили между собою драку и квас выпустили и посуду приломали, и Артюшка-толмач атамана ножем дернул, не до смерти, ожил...» Не смотря на все старания Бейтона, служилые и пашенные люди «вы-[328]рывались» в Нерчинск. Видимо герои, по миновании надобности, сделались тем, чем были и прежде: буйным, непокорливьм и своевольным сбродом.

Между тем Мунгалы, в числе 4000, вооруженные «огненным боем», полученным из Китая, делали нападение на Селенгинск, но были постоянно с уроном отбиваемы. К счастью Русских, Калмыцкий хан Бушукту, напав на Мунгалов, без пощады побил и разорил их. Это обстоятельство смирило высокомерие Китайцев и придало духу Русским. Наконец, постановлено было сехаться для переговоров в Нерчинске, куда Китайцы в первых числах Августа 1688 года подступили с 15-тысячным войском и многими пушками. 9-го Августа состоялось первое свидание послов. Со стороны Богдыхана были знатнейшие чиновники и даже дядя императора; переводчиками были Езуиты Перейра и Гербильон.

Китайцы утверждали, что Амур находится в их владении с самого царя Александра Македонскаго и что Байкал должен служить границей. Полагаясь на свое войско, они были весьма несговорчивы, Мунгалы также волновались. Несколько раз переговоры готовы были кончиться кровавым столкновением. Насилу, помощью подарков и убеждений, удалось Головину 27 Августа 1689 года заключить договор о вечном мире. Приводим его в приложении.

Так Головину и не удалось отстоять Албазина: военная рука его была слишком слаба. Большая его заслуга состоит в том, что он удержал в наших руках Нерчинск и Забайкалье.

28 Августа, одарив друг друга, послы разъехались. Бейтон с уцелевшими защитниками крепости прибыл в Нерчинск. Албазин был разрушен, а весь снаряд сдан на руки Нерчинской приказной избы казенному целовальнику Григорию Солдатову. Бейтон был сделан воеводой в Селенгинске, где и умер, а его сподвижники награждены: пешие казаки записаны в конные, а крестьяне в пешие казаки, а за понесенные убытки атаман Бузунов получил 10 р., пятидесятник Смиренников 6 р., Анцыфорко Кондратьев с товарищи, 48 человек, по пяти рублев.

Вплоть до Айхунскаго трактата, т. е. до наших дней, на развалины Албазина каждую весну являлся Китайский офицер осведомляться, не заселили ли его опять страшные Лоча.

 

 

[329] Приложение.

 

I. Перевод из Китайскаго журнала о воевании Китайцами Русских и о трактовании с Российским послом Ф.А. Головиным пограничной земли ³²).

Государствования Элхе-тайфин 21-го ³³) года в 8 луне отправлены мейрень-ни-джангин ³⁴) Лантань и первой статьи гун ³⁵) Пончонь к Амуру реке для осмотра и примечания Корцинских и Лочаских ³⁶) мест и всего сих народов достояния под видом и прославлением будто идут в Дауры и Солоны для ловли оленей³⁷).

А при отъезде их, Лантаня и Пончоня, государь Шендзу призывал перед себя и говорил к ним следующее:

«Много прошло лет, как Лоча вошли в наши Амурския области, как стали тамо разорять и убивать ваших промышленников и всяких жителей, и для того не очень давно посланы были на них войска, но вовсе искоренить не могли, и потому ныне слышно, что от времени до времени их тамо более прежняго умножилось, что грабить и разорять ходят за Нюмань и Хенгунь ³⁸) к самому Хедже-Фякое. В нынешнюю вашу поездку возмите с собою к данным вам здешним Пекинским джангинам ³⁹), хям ⁴⁰) и баярам в прибавок пять тайдзиев ⁴¹) Корцинских со ста человеками Корцинов и меврень-па-джангина Сапсуя с восмьюдесятью человек Улацов и Нипчутацов, а прибыв в Даурския и Солонския места, пошлите нарочнаго в город Нипчу ⁴²) с уведомлением о себе, что высланы из Пекина для ловли оленей, а сами сухим путем ступайте подле Амура прямо к городу Якса Хотонь ⁴³), памятуя сколь далек путь ваш будет и какия места тамо лежат. И, приехав к оному, прилежно осмотрите положение города, загородных мест и все тутошних Лочев состояние. Я крепко надеюсь, что они на вас рук поднять не посмеют; а потому приказываю, что буде они пришлют к нам что ни есть из съестных припасов, то принять не отрекайтесь, а напротив того от себя к ним что-нибудь пошлите. А [330] сверх чаяния если и с вооруженными руками в глаза к вам полезут, вы однакоже их не рубите, отойдите смирнехонько прочь, для того что у меня об оных людях другое разсуждение есть. Назад следуйте водяным путем вниз по Амуру до Эсурия, памятуя при том каков где водяной ход, а прибыв в Эсури пошлите от себя несколько человек из джангинов и из хяев для осмотра дорог лежащих в Нингутае, где бы ближе и прямее ездить туда можно».

Это время государь, сняв с себя песцовую шубу и курму ⁴⁴), пожаловал Лантаню и при том еще лук со стрелами.

В 12-м месяце Лантань доносил государю следующее:

«По прибытии нашем в Даурския и Мерченския места, следовали оттуда под видом ловли оленей до города Якса-Хотонь (где Лоча живут) шестнадцать дней. В дороге представлялись нам во всех местах густые и частые леса и рощи, крепкий лед, глубокие пески, а гор крутых не видно было, тож по большей части до того города и Отхинганя ⁴⁵). Думать надобно, что по тамошним местам ехать зимой за глубокими снегами невозможно, а летом за грязью и топью весьма трудно, да и то налегке со вьючными лошадями. Назад ехали мы вниз по Амуру реке до города Айху-Хотонь ⁴⁶) пятнадцать дней и могли видеть, что от сего города до Лочайскаго города Якса-Хотонь судами можно ехать без всякаго затруднения, ибо по берегам места все равныя, и суда лямками тянуть свободно. На лошадях верхом надобно ехать от города Айху до устья двух рек Амура и Сунгари пол-месяца, а от устья оных рек до города Якса-Хотонь месяц. Тем можно заключить, что к городу Якса-Хотонь водою провиянт и всякие военныя тягости привесть весьма свободно, только не скоро. Ныне они Лоча думают, что наша сторона взять их не может из того, что деревянный город свой укрепили лучше обоих прежних городов, одного построеннаго на месте Уджала называемом, другого на устье Хумар ⁴⁷) реки, льстя себя тем, что наши люди оба те города взять не могли мейрень-на-джангин Хайзе и гузай ⁴⁸) Эдженьминь Гадари. Да и мы теперь вашему величеству глупое свое разсуждение о сем городе имеем, что его без Голландских пушек разбить не можно. Памятуем мы, что много пушек таких было в Фун-тян-Фу и думаем, что довольно для сего города взять оттуда 20 пушек; представляем вашему величеству, не повелите ли толикое число оных заблаговременно до будущей весны, пока лед и снег не стает, привесть к Гаринскому устью ⁴⁹). О судах вашему величеству доносим, что на Амуре реке находится больших 40, малых 26... надобно в прибавок сделать еще ма-[331]лых судов 56. Что касается до войск, провианту и прочаго, сколько числом в оную посылку употребить надобно, о том ожидать будем от вашего величества высочайшаго повеления. И так, когда о числе войска и провианта и о Голландских пушках указ вашего величества получим и когда пушки заблаговременно льдом привезены будут на устье Хурсай-Бара реки ⁵⁰), будущею весною и сухим и водяным путем вдруг в поход вступить можем».

Вскоре после того в указе его величества было писано следующее:

«Я Лантанево о взятии Лочан мнение, что весьма довольно послать на них войска только три тысячи, не оспариваю и знаю, что взять их толиким числом нимало не трудно; но мне на военное действие поступить не хочется. Знаю, что оное есть дело непохвальное и для того теперь повелеваю поход до времени оставить, а вместо того против Лочаскаго Якса-Хотонь-города у рек Амура и Хумары построить два деревянные города, которые построя снабдить 1500 человеками из Ула и из Нангута и потребным числом Голландских пушек и Фузей и умеющими людьми палить, которые пальбе других обучать могут и вновь наделанными суднами. По учинении же сего смотреть на их Лочан движения, как лучше поступить с ними надобно. Я думаю, на содержание помянутаго числа военных круп до 12.000 мешков достать можно из оброчных деревень Корцинских, Сибейских и Уласких, а толикаго числа хлеба достанет им года на три. А когда они тамо пашни заведут, то во веки свой хлеб иметь будут. Что ж оные два города от Сахалянь и Уласких городов и от Солонских жилищ стоять будут неподалеку на пять дней езды, то по лежащим оттуда к ним дорогам разстановить почтовыя станции. Еще в великую б пользу тем военным послужило, когда б на походе как до реки Дзинкира Ула дойдут, выслать им навстречу из Солонских жилищ несколько быков и баранов. Я держу, когда мы с ними Лочами так поступим, то они и без войны нашей там не остаются тем, что из нашей стороны к себе ни одного человека не достанут, а их люди в нашу сторону безпрестанно убегать станут».

В 22-году (1683) пожалован Лантань в галай-амбаня ⁵¹) леваго крыла.

В 4-м месяце того года велено было ему Лантаню для совета в силу вышеписаннаго указа сездить в Нингута к начальникам, и он о исполнении того государю подробно доносил.

В 24 году (1685) донесено государю, что Лоча попрежнему стали чинить на границах грабительства и наглости и уже много раз нападали на Ороченев, Солонов, Фякацов и Хеджецов, а потому государь при отправлении на них Лантаня главным командиром в мейрень-ни-джангинском чине, гоцикухя Гуамбоу, мейрень-ни-джангина Бандаршая, первой статьи гуна Подчоня Нингутай-[332]скаго, мейрень-ни-джангина Сапсуя с войсками изволил указать следующее:

«Когда вы придете под Лачаской город Якса Хотонь и Лоча будет пред вами или без супротивления учиня встречу или учиня сопротивление боем, покорность принесут, то вы из них ни одного человека отнюдь не убивайте, а вместо того объявите им мой милостивый указ такими словами: Наш Хуанди (Император) есть обладатель многих государств и государь премилосердный. Не может его величество терпеливо тою снесть, чтоб всех вас за дерзостные поступки предать достойной смерти, и потому мы теперь отпускаем вас в поле с тем приказанием, чтобы вы, чувствуя толь премилосерднаго государя оказанную к себе милость, более против воли ею величества не поступали, границ наших не обезпокоивали, и по объявлении сего отпустите их в их границы».

В 20-х числах 5-го месяца, когда Лантань с войсками прибыл к Ханчемо, то в город Якса-Хотонь к Лочаскому начальнику Эркешия(?) с предписанным увещанием посылал прежде трех человек, Федора с товарищи. А когда в 22 числе прибыл к самому городу, то вызвал их Лочаскаго старшину и его о покорности вышенаписанными словами как ни увещевал, однако от него кроме суровых и упорных слов, из коих можно было понять, что они все Лоча надеются на свое мужество и силу, ничего снисходительнаго не получил, и с тем он Лантань, осмотрев прилежно кругом город и положение мест, в лагерь свой тогда возвратился.

В 24-м числе поутру появилось более сорока человек Лочан, идущих вниз по Амуру реке к городу па плотах. Лантань послал к ним с несколькими людьми баяра и джайлань-ни-джангиня ⁵²) Алантая, который тогда стал их о покорности увещевать; на то они, не хотя того слушать, тотчас схватив военныя оружия, на него и на команду его биться бросились и тем ему подали причину вскочить с командою на их плоты и их рубить, и так перерубил в то время более тридцати человек и к Лантаню на плотах привез их жен и детей 15 душ.

В вечеру того дня Лантань приказал мейрень-ни-джангину Яцину и Галай-де-хубунае, разделясь командами своими надвое, зайти к городу с передней стороны и разставить щиты и, поделав земляные валики, стрелянием из луков чинить один видь, что будто тем город достать хотят. А мейрень-ни-джангину Ундае, баярай-джайлань-на-джангину Ваханое и Китайскому уджень чахай ухериде ⁵³) Ле Джоукие, взяв с собою команды и потаенным образом Голлапдския пушки, зайти к городу с задней стороны и чинить действитель- ный приступ. Еще приказал он Лантань баярам джайлань-ни-джангину Болицею и галай Де-Ушае, и зеленаго знамя левой стороны дудуе ⁵⁴) Хоею, зайти к городу с двух боковых сторон и палить [333] в него из пушек, дзенгень поу ⁵⁵) называемых!.. Сверх сих Лантаневых приказов мейрень-ни-джингин Яцина велел ухери де Бегею, который над Даурами смотрит, стать перед городом от восточноюжной стороны на военных суднах для готовности, не появится ли неприятель на воде. Однако он Лантань, по оному своему расположению, другаго дня до десятаго часа взять города не мог, а вместо того вздумал огнем жечь, что сталось и удачно: ибо как скоро для сожжения под стены со всех сторон наклал кучи дров, то Лочасские старшины, видя город свой в крайнем притеснении, стали сдаваться и просить прощения. И для того Лантань по совету с своими товарищами на то склонился и более никакого зла причинять им не стал, ведая, что государь, равно как небо и земля, оживотворяет все вещи, животодароваемый, желает покорять другия государства одним благомудрием, и имея от его величества на то данное при отправлении из Пекина повеление, вследствие чего после всех тех Лочан, кои пожелали на поле и коих было более 60 человек, отпустил в Российскую сторону со всем имением под препровождением до Эргуня мейрень ни-джангинов Вандаршия и Ундая; увещевав их при отезде, чтоб вперед на здешнюю сторону никаких злых намерений не имели, чтоб чувствовали государя нашего оказанную себе милость, чтобы ведали, что его величество такой милосердный государь, который, постановляя всю поднебесную за один дом, о всех народах милосердствует, равно как о сущих младенцах, как и ныне, сожалея и милосердствуя об них, не указал с головы на голову перерубить, хотя того и достойны.

В тоже время прочих Лочан, которые в свою землю ехать не похотели, а признали себе за лучшее быть под правдохранимым и милостивым его величества правительством, числом 45 человек, приказал отвезти в наши области и еще бывших у Лочан Солонов и Бархуцов, которые неволей были к ним захвачены, числом более 160 семей, приказал возвратить на прежния их жилища. А город и предместье велел сжечь и при том тамо посеянный хлеб скосить.

В 6-м месяце, когда о сем выигрыше донесено государю, то изволил указать следующее:

«Вы довольно знаете, сколь много Русские нашей стороне злостей причиняли, какия они вошед в границы наши в Орочонех, Солонах, Хеджеях, Факаях и прочих народах разорения, грабительства и душегубства чинили и что я напротив того по одному великодушию моему, не хотя войны подымать, войск на них не посылал, а вместо того посылал к ним многих от себя посланников уговаривать, чтобы от своих таких наглостей удержались добровольно. Но как сего для них было недовольно, и они, надеясь на дальное от нас разстояние, стали оказывать большую грубость и упорство, начали паче еще прежняго наших пограничных разорять и нашей [334] стороне безпрерывныя злости чинить, то уже послать на них мое войско необходимость меня принудила. Теперь то сталось, что как войска наши прямо под их город Якса-Хотонь прибыли, то они, будучи в крайнем изнеможении и притеснепии, покориться принуждены уже стались, и наши вследствие моего повеления их во всех учиненных преступлениях, хотя они и по необходимости покорность принесли, простили и пустили на поле».

Император приказал оставить в тех местах войско на вечное поселение.

На другой год ему донесли, что один пойманный Лоча сообщил, что Лоча прежний свой город возобновили на том же месте, где прежде стоял, склали из земли крепкий город и не токмо в нем поселились, но и за городом по прежнему пашни завели.

По оному доношению государь указал вновь идти туда с войсками помянутому Лантаню с прежними товарищами, а при отправлении изволил его Лантаня одного призвать пред себя и говорить к нему следующее:

«Вам в нынешнем походе осторожно поступать должно. Вы по прибытии туда имеете их Лочан прежде уговаривать, также как я это время вам приказывал, изясняя им то, что как они, будучи другаго государства люди, не щадя для корысти голов своих, вновь на границы наши напали, то сим большее право к погублению себя нашей стороне подали, и для того им, видя пред собою вновь пришедшия войска наши, тотчас покориться надобно, ибо когда не покорится, но непременно все до одного человека вырублены будут. И когда вы город Якса-Хотонь возьмете, то имеете идти к городу Нипчу (Нерчинску), а оттуда окончив свое дело, опять идти назад к Якса-Хотонь и пришед стоять тут всю зиму, не сломав города и не тронувь засеяннаго хлеба, пока поспееть, ибо оный собрав в свое время, нам взять надобно».

По семь государь указал дать ему Лантаню в награждение из придворной суммы триста лан ⁵⁶) серебра.

В 3-м числе 5-го месяца Лантань с войсками прибыл к Амуру реке, а в 14 числе того месяца прибыл в Менскдень, и с совета своих товарищей и Амурскаго генерала Сапсуя при реке Екхебира разделил войска на две части и вел оныя к городу Якса-Хотонь водою и сухим путем, а в тот день, когда повел войска двумя путями, поймал на дороге 4 Лочан, коb для разведания подъезжали. В 28-м числе войска водяным и сухим путями в один час обе части прибыли на место называемое Джакдань, кое лежит близко города Якса-Хотонь. Когда Лантань подошел к городу близко, в силу его величества повеления посылал несколько человек в город увещевать их, но они, разбойники, не токмо покориться не хотели, но вышед тайным образом на берег выкопаннаго круг города рва, вслед тех наших начали бить и при том палить из фузей и пушек, что видя Лантань бросился против их, разбойников, с несколькими людьми, и когда велел по них палить из пушки [335] называемой мудури-поу (дракон-пушка), то они принуждены были воротиться назад.

В 1 числе 6-го месяца Лантань стал с войском на западном берегу Гяна (Амура) и приказал водяным войскам перерезать разбойникам водяной путь, чтобы вниз" по воде нельзя было к городу никому в помощь им подъехать.

В 4 числе того месяца ночью Лантань учинил к городу приступ, сам с командою стоя на задней стороне города, палил по городу из Голландских пушек; а мейрень-ни-джангин Бандарша и Яцинь с командами приступали к городу с передней стороны. Против сих двух команд разбойники имели вылазку и по некотором сражении прогнаны под самый город и сколько во всю ту ночь до разсвету наши приступ не чинили, однако города за крепостью разбить не могли.

В 6-м числе ночью посланы были два Офицера с командою для объезду и разведывания; оные наехали на несколько человек разбойников, кои в сокровенном месте стояли для нападения на наших, с оными учинили бой и наконец их прогнали.

В 8-м числе ночью же Лантань с некоторыми своими товарищами и с офицером зеленаго знамя, который команду имел над тенпайскими военными (тен-пай называется тростяной щит) и который назывался Ян ши-моу (природный Китаец), подходил под город с передней стороны, чтоб взять земляной вал. Как скоро туда поступать начал, то встретили его неприятельские западные военные, он оных по сражении врозь разбил, а на том валу для укрепления поставил свою хорошую команду.

В 9 м числе ночью же Лантань на берегу Гяна близ города делал батареи и с обеих сторон во всю ночь производилась пальба и стрельба. Разбойники с города палили из Фузей и из пушек, а наши стреляли из луков и палили из пушек же, и когда батареи поделаны стались, то в трех местах Лантань поставил под скрытой командой, а сам с прочими войсками стал лагерем.

В 10-м числе поутру был великий туман, и неприятель, восхотя оным воспользоваться, приходил к помянутому земляному валу, чтобы оный назад под себя возвратить, но нашею командою, которая здесь стояла, прогнан.

В 12-м числе опять туманно было, и неприятель вновь для сражения выходил, но вскоре нашими прогнан. Лантань в то время предлагал своим товарищам, что когда не переймут у неприятеля водянаго ходу, то он может противиться долго и наша сторона против того много силы потратит, и для того он Лантань, подошед к самому разбойническому тому городу, начал копать долгий ров и делать земляныя батареи. Неприятель, видя себя в крайнем притеснении и опасаясь к тому, чтоб наши подлинно у него водянаго ходу не пересекли, стал сопротивляться и целые четыре сутки сопротивлялся, однако не помешал нашим ров выкопать и батареи сделать, но только потерял еще своего старшаго Эркешия, который тогда от наших убит, и Лантань у рва и батареи поставил в то время, хорошую команду.

[336] В 8-м числе 7-го месяца неприятель, вышед из города со всеми своими людьми, чинил нападение на наши батареи, хотя пушки отбить; но ему ничего не токмо не удалось, но еще нашею командою, которая при пушках была, прогнан, и схвачено из его людей два человека живых. С сего времени более и появляться не стал, а наши город с сухаго и водянаго путей кругом осадили.

В это время Лантань зачал еще высокия батареи делать напереди и назади города, чтоб по городу бить из больших пушек, а как скоро сделал, то Российский ван, Чагань-хан (слово Мунгальское, значит Белый Царь), не имея более к супротивлению силы и видя свое дело, что к худому концу приходит, прислал к Государю своего посла, через котораго признался быть виновным, принес свою покорность и просил, чтобы повелено было город Якса-Хотонь из осады освободить и на границах межевание учинить.

И когда государь Шендзу на сие послово предложение склонился и указал с ним послом к войскам нашим ехать Гацика хя Магуе, в то время войскам нашим велено от города отступить прочь, и оныя в 10-м месяце собраны все в одно место и стали тамо в одном лагере ⁵⁷).

 

II.  Выдержка из Нерчинскаго трактата, заключенного 27 Августа 1689 года окольничим Ф. А. Головиным.

 

Ст. 3. Город Албазин, который построен был со стороны Царскаго Величества, разорить до основания, и тамо пребывающие люди со всеми при них будущими воинскими и с иными припасы, да изведены будут в сторону Царскаго Величества, и нималаго убытку или каких малых вещей от них тамо оставлено будет.

Ст. 4. Беглецы, которые до сего мирнаго постановления, как со стороны Царскаго Величества, так и со стороны Богдыханова Высочества, были и тем перебежчикам быть в обеих сторонах безразменно; а которые после сего поставленнаго миру перебегать будут, и таких беглецов без всякаго умедления отсылать с обеих сторон к пограничным воеводам.

Ст. 6. Прежде будущия какия ни есть ссоры между порубежными жители до сего поставленнаго мира или для каких промыслов обоих государств промышленные люди приходити будут и разбои и убивство учинят, и таких людей поймав посылать в те страны, из которых они будут, в порубежные города к воеводам, а им за то чинить казнь жестокую. Буде же, соединясь многолюдством, и учинят такое вышеписанное воровство, и таких своевольников переловя, отсылать к порубежным воеводам, а им за то чинить смертную казнь, а войны и кровопролития с обеих сторон для таких причин и за самые пограничных людей проступки не вчинать, а о таких ссорах писать, из которыя стороны то воровство будет, обоих сторон к государем и разрывать те ссоры любительными посольскими пересылки.

 

Примечания:

 

¹) Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами с 1619 по 1792, Изд. В.М. Флоринским. Казань. 1882.

²) Вот путь Пояркова: Лена - Алдан - Учюр - Гоном - Нюемка - зимовье - волок - Брянда - Зия - другая Брянда - Зея - Амур.

³) Река Улья впадает в Охотское море. Поднявшись к ея истокам и переваливши через Становой хребет, можно добраться до верховьев Маи, впадающей в Алдан, приток Лены.

⁴) Дополнения в Актам Историческим, т. III, стр. 56.

⁵) Е.П. Хабаров. Добытчик и прибыльщик XVII века: Русский Архив 1898, I, 177.

⁶) Акты Исторические, т. IV, стр. 69.

⁷) Там же, стр. 75.

⁸) Этот острожек расположен верстах в 350-ти от Албазина вниз по Амуру.

⁹) Т. е. разбойников. Китайцы не хотели верить, что казаки действуют с разрешения Белаго царя, а не воруют. Словом Лоча они звали Русских.

¹⁰) Жагрою назывался пальник у пищали.

¹¹) Т. е. доверенному, целовавшему крест человеку, которому поручено было собирать пошлины с торговых людей.

¹²) Доп. к Актам Истор. III, 40.

¹³) Отписка воевод Василия Пушкина и Кирилла Супонева о злоупотреблениях Якутскаго воеводы Петра Головина. Доп. к Актам Истор. III, 33 — 37.

¹⁴) Усть-Кутский острожек стоит на р. Куте, притоке Лены, а город Илимск на р. Илиме, притоке Верхней Тунгузки; в Усть-Куте был волок.

¹⁵) См. Н.Н. Бантыш-Каменский, стр. 18.

¹⁶) См. Паршина II. стр. 137 — 140.

¹⁷) Акты Ист. IV, стр. 541 — 2.

¹⁸) Там же стр., 559.

¹⁹) Это-то и побудило Спафария написать свои путевыя записки, изданныя Ю. В. Арсеньевым.

²⁰) Хотя Спафарий и кланялся в землю Богдыхану.

²¹) См. Паршин II, 140 — 1.

²²) См. Паршин II, 112.

²³) См. там же, II, 144.

²⁴) Описание это представлено Нерчинскому воеводе Воейкову Игнатием Миловановым.

²⁵) Филарета, История Рус. Церкви. Период Патр., стр. 62 п. Рига. 1847.

²⁶) Лодки.

²⁷) Старшаго майора, в переводе на наши чины.

²⁸) Н.Н. Бантыш-Каменский, стр. 39.

²⁹) Паршин II, 182.

³⁰) Акты Ист. V, 297.

³¹) Паршин II, 186 — 7.

³²) Архив М. Ин. Д. Дела Китайския, реестр 2-й. (См. также бумаги Баснина, портфель 2-й, и портфели Миллера № 349). Приводил лишь первую часть этого документа. Ю.Б.

³³) 1682 год.

³⁴) Чин против здешнаго полковника.

³⁵) Достоинство против графа.

³⁶) Манджуры и Солоны называли тогда Лочами Русских.

³⁷) Олений или юзюбревый рог употреблялся как лекарство и был предметом значительной ввозной торговли у Китайцев. Ю. Б.

³⁸) Имена рек.

³⁹) Офицерам.

⁴⁰) Хя — против здешняго леиб-кампанца; баяра — против гвардии солдата.

⁴¹) Тайдзи — князь Мунгальской.

⁴²) Нерчинск так называют.

⁴³) Русский город Албазин.

⁴⁴) Верхнее короткое платье.

⁴⁵) Так называются те горы.

⁴⁶) Это город Айхун, где был заключен Н. Н. Муравьевым трактат с Китайцами, по которому левый берег Амура отдан нам во владепие.

⁴⁷) Это знаменитый Кумарский острожек, о защите котораго смотри выше. Ю. Б.

⁴⁸) Чин против здешняго бригадира.

⁴⁹) Т. е. устью реки, впадающей в Сунгари, приток Амура. Ю. Б.

⁵⁰) Т. е. Сунгари.

⁵¹) Чин против бригадира.

⁵²) Можно назвать выборным лейб-кампанцем.

⁵³) Войско тяжелое, а ухериде гинь против майора.

⁵⁴) Чин против майора старшаго.

⁵⁵) Генерал-пушки.

⁵⁶) Лана — 10 золотников.

⁵⁷) Разсказ о заключении Нерчинскаго договора преисполнен неумереннаго хвастовства, его мы не приводим. Ю. Б.

 

Воспроизводится по:

 

Бартенев Ю. П. Герои Албазина и Даурской земли //Русский архив. – 1899. – Т. 1. С. 304 – 336

 

Стиль, пунктуация и орфография сохранены, буквы старого русского алфавита заменены современными.   

 

Сетевая версия – В. Трухин, 2014