XVII век – век значительного расширения русского государства за счет территорий Сибири и Дальнего Востока. Новые земли требовали установления порядка, не только светского, но и духовного, требовали не только новых воевод, но и новых священников. Между тем, в течение XVII века отправление духовенства в Сибирь и на Дальний Восток с миссионерскими целями было процессом эпизодическим. Мало кто желал отправляться на далекие восточные «украины», в результате чего на ситуацию пытались повлиять и царскими указами, и денеж-[29]ной помощью. Так, например, в 1635 г. царь Михаил Федорович указал вологодскому и великопермскому архиепископу Варлааму выбрать в его епархии архимандрита, 5 иеромонахов, 10 священников – «людей добрых, крепкорожденных, духовных учителей, которые б были по преданию и по правилам святых апостол и святых отец, а не бражников»¹. Однако, несмотря на царский указ, священников, желавших переехать в Сибирь на неопределенный срок, не нашлось. Тогда в Москве решили дополнительно субсидировать представителей духовенства деньгами. Помимо того, что жалование священнослужителей, переехавших через Уральский хребет, варьировалось от 10-ти до 25-ти рублей (для сравнения: годовое жалование стрельца в середине XVII составляло 5,5 рублей), предполагалась единовременная выплата в размере 50 рублей. Таким образом, священник мог одновременно получить до 85-ти рублей, что составляло по тем временам солидную сумму, однако ненамного большую, чем выдавали, например, переселявшимся в Сибирь крестьянам. Миссионерская политика русских властей не отличалась от используемой тогда практики посылки на дальние окраины небольших групп «пашенных» крестьян или «служилых людей». Так или иначе, в 1636 г. набралось до 60- ти человек (священники, дьяконы, «старцы» и их родственники), которые и были отправлены для церковных нужд в сибирские города.
В течение XVII века за Уральским хребтом было основано 37 монастырей, из них в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке было всего 6: Албазинский Спасский, Иркутский Вознесенский, Иркутский Знаменский, Кетская Преображенская Пустынь, Селенгинский Троицкий, Усть-Киренский, Якутский Спасо-Преображенский.
Несмотря на то, что на огромной территории Восточной Сибири, Забайкалья и Приамурья было построено всего несколько монастырей, в Москве, как кажется, не слишком торопились изменить положение. Далекие сибирские «украины» только что вошли в состав Русского государства, поэтому высшая церковная иерархия и царское правительство были больше обеспокоены вопросами контроля над местным духовенством, которое здесь могло позволить большие «вольности», чем в центральных уездах. В одном из своих писем к Федору Ртищеву, патриарх Никон писал: «монастыри, иже без благословения и без повеления епископля создани быша, не создани суть, ни освящены. Без повеления епископа никому же достоит монастыря создати...»². Не только для постройки нового монастыря, но, зачастую, даже для освящения часовни в Сибири требовалось разрешение тобольского митрополита, а иногда даже и патриарха.
В свою очередь, светские власти не только старались ограничивать рост церковного землевладения в Сибири, но и не торопились поощрять активную миссионерскую деятельность, опасаясь, что проповедь среди туземного населения может пошатнуть стабильность в регионе. В Москве также опасались, что излишние контакты священников и монахов с местными жителями может подорвать государственную монополию на сбор ясака. Власти строго следили за тем, чтобы церковь не присоединяла к себе ясачных зе-[30]мель. В случае, если до Москвы доходили слухи о том, что кто-то из духовенства посягнул на собственность «сибирских иноземцев», земли отбирались и возвращались прежним хозяевам. Такой порядок не имел исключений: так, в 1678 г. у митрополита Корнилия отобрали обратно захваченные тобольским Софийским домом земли тюменских ясачных татар³.

Рис. 1. Портрет царя Федора Алексеевича (1661-1682), правил с 1676 г. (Государственный исторический музей).

Изменить ситуацию попытался русский царь Федор Алексеевич, который в 1681 году предложил провести «епархиальную реформу» и активизировать миссионерскую деятельность, создав новые православные епархии.
Он обратился к Поместному Собору Русской православной церкви с предложением «о прибавлении вновь архиереов по градом, и что множатся церковные противники, и о иных нуждах, которыя требуют исправления; о чем явственно изображено будет ниже сего. А то архиерейское вновь прибавление потребно и нужно для того, что Сибирская страна пространна и в ней множество народа Христа незнающаго, такожде и иные грады от архиерейскаго пребывания имеют дальнее разстояние, а имянно, в Сибирской стране от столичного града тоя епархии до Даурских и Нерчинских и Албазинского острогов и до иных темже подобных многих мест во едино лето, и в полтора, и в два, едва преходят, а в тех далних местех християнская вера не разширяется, развратники ж святыя церкве там умножаются» ⁴
[31] Суть реформы заключалась в следующем: поскольку православные епархии были слишком велики, Федор Алексеевич предложил увеличить их число, раздробив существующие, а также создав новые в Восточной Сибири и Приамурье. Кроме того, он предлагал ввести в церковную иерархию промежуточную, между патриархом и епископами, ступень. Все епархии объединялись в округа, которые возглавлялись митрополитами, подчиняющиеся патриарху. Все это должно было способствовать улучшению управления бесчисленными православными приходами, располагающимся на огромной территории, и оздоровлению внутренний жизни православной церкви.
Однако вмешательству царя Федора Алексеевича в дела церковные воспротивился патриарх Иоаким и возглавляемые им православные епископы. Идея создания митрополичьей ступени была отвергнута, было решено создать всего 11 новых епархий, из которых в действительности возникло лишь 4 ⁵.
При этом было принято решение не создавать новых епархий в Сибири и на Дальнем Востоке, а деятельность православной церкви на этих территориях ограничить отправкой миссионеров.
«А в далние грады, на Лену, в Дауры ... посылать от духовнаго чину архимандритов и игуменов, или священников добрых и учительных, для учения християнского закона и просвещения неверных; а епископом в тех далних городех ныне быть неудобно, малолюдства ради христианского народа»⁶.
Смерть Федора Алексеевича в 1682 году не позволила продолжить инициированные русским царем действия, направленные на улучшение деятельности православной церкви. Следующий царь и император Петр I взял совсем иную тональность во взаимоотношениях с Русской православной церковью.
Итогом миссионерской деятельности Федора Алексеевича была отправка на восток духовной миссии во главе со сретенским игуменом Феодосием⁷. Миссия из двенадцати монахов должна была в Забайкалье основать монастырь на реке Селенге «для призывания иноверных в православную христианскую веру и крестить...»⁸. Необходимо было перекрестившимся «велети жити, где они похотят в службе или монастыре или у всяких чинов русских людей... смотреть, чтоб они православную христианскую веру хранили твердо и на прежние разные прелести не обращались...»⁹. Однако крестить надо было «не озлоблясь», то есть не насильно. В царском указе предписывалось наделить монастырь «порожими землями», «чтоб селенгинским жителем всяких чинов русским и ясачным людем от того утесненья не было...»¹⁰. На строительство монастыря правительство, однако, было готово выделить довольно скромную сумму – 200 – 300 рублей¹¹. В царском указе предусматривалось и опасность от «воинских мугальских» людей, в случае которой предполагалось перевести Феодосия с братией в Иркутск или Енисейск.
Несмотря на угрозу набегов и скромность «подъемных» средств, монастырь был основан и со временем стал наиболее значимым духовным [32] центром восточной Сибири.
Другим примером миссионерской деятельности на дальневосточных рубежах является жизнь иеромонаха Гермогена, основавшего Албазинский Спасский монастырь (пустынь) близ Албазинского острога. И если игумен Феодосий, основавший Селенгинский монастырь, действовал по инициативе и поддержке государства, Гермоген на Амуре осуществлял свою высокую миссию самостоятельно и даже порою при сопротивлении властей.
Знаменитый Албазинский острог был построен известным русским землепроходцем Е.П. Хабаровым в 1650 г., однако в конце 50-х гг. из-за постоянной угрозы со стороны «мунгалов» (монгол) и маньчжур и отдаленности от остальных русских городов Сибири, он запустел. Но нерчинские и ленские казаки мечтали вернуться в этот край, что очень понятно. Впервые русские услышали об Амуре в начале 30-х гг. XVII в. в рассказе эвенкийского шамана Томкони о «серебряной горе». Серебра русские первопроходцы, к сожалению, не нашли, но зато обнаружили местность более чем пригодную для земледелия. Несмотря на суровые зимы, на Амуре выращивались такие экзотические для русских людей культуры, как дыни, арбузы; рос виноград, грецкий орех и, что самое главное – корабельный лес. В 1738 г., спустя почти пятьдесят лет после того, как русские оставили Албазинский острог, знаменитый географ и историк Г.Ф. Миллер писал: «сие подлинно, что тамошняя страна пред прочими весьма плодородна, так как «сказывают, что с несколько времени потом на бывших около Албазина и по деревням пашнях хлеб сам стал родиться...»¹². По сравнению с остальной Сибирью Приамурье могло показаться таким «земным раем»¹³.

Рис. 2. Иеромонах Гермоген, основатель Усть-Киренского монастыря на Лене и Спасской православной пустыни на Амуре.

[33] В результате Албазинский острог был возрожден. В 1665 г. приказчик Усть-Кутского солеваренного завода, бывший пленный поляк, Никифор Черниговский с небольшим отрядом напал на реке Лене на уже упомянутого воеводу Л. Обухова и убил его «за невозможное свое терпение, что он Лаврентей, приезжая к ним в Усть-Киренскую волость, жен их насильничал, а животы их вымучивал...»¹⁴. Разбив небольшой отряд воеводы и подняв на захваченном судне «великого государя илимское знамя», зимой 1665/1666 года Черниговский вместе с 84 казаками ушли на Амур, где нашли полуразрушенный Албазинский острог, восстановили его, а весной уже взялись за хлебопашество, а также обложили местное население ясаком.
Вместе с собой Черниговский увел и «черного попа» Гермогена. Выбор, по всей видимости, был не случаен. В 1663 г. по царскому указу Гермогену было поручено строительство Усть-Киренского Троицкого монастыря¹⁵. Гермоген привез с собой икону «Слово плоть бысть», называемую с тех пор Албазинской. В 1671 г. иеромонах основал небольшую Спасскую пустынь. Пустынью в то время называли небольшие загородные обители, основанные монашествующими священниками¹⁶. И действительно, на протяжении своего недолгого существования Спасская пустынь на Амуре по своим размерам была несопоставима не только с монастырями центральной России, но и уже упомянутыми Усть-Киренским или Селенгинским.

Рис. 3. Икона Албазинской Божией Матери «Слово плоть бысть» в окладе.



Рис. 4.Икона Албазинской Божией Матери «Слово плоть бысть» без оклада.

[34] Возможно, что посвящение основанного монастыря Спасителю было не случайно и связано с участниками отряда Хабарова. Весной 1658 г. сменивший Хабарова на Амуре приказной Онуфрий Степанов Кузнец на пяти судах отправился от устья р. Шингал к Албазинскому острогу, где намеривался поправить свои хлебные запасы. Однако по дороге на него напали маньчжуры на 47 судах и своей артиллерией потопили небольшую флотилию Степанова, всю, кроме первого судна, на котором находилась походная Спасская церковь¹⁷. Сам Степанов, по всей видимости, погиб, из его отряда в 500 человек спаслось только 270. Часть из них дошла до Кумарского острога,а часть, спустя два года вернулась в Якутск. Вполне вероятно, что спасшиеся казаки, спустя много лет, как тогда говорили, «по обещанию» участвовали в постройке первого монастыря во имя Спаса Всемилостивого.
Размеры монастыря были очень скромными. В 1681 г. албазинский казак Иван Коркин сообщил, что «старцов де в той пустыни четыре человека и хлеб пахали на себя наемными людми. И в той же де пустыни простроены две мельницы и от тех мельниц помол...»¹⁸. Однако, даже при таких скромных размерах, Албазинский Спасский монастырь посылал в Нерчинск для службы своего иеромонаха, после отъезда которого «ныне де попа в нерчинском нет»¹⁹. Известно, что монастырь владел сенокосами и двумя водяными мельницами, на которых мололось зерно, собираемое с албазинских полей.
В 1683 году Спасский монастырь стал объектом расследования в Сибирском приказе. Предистория была такова. В 1682 г. албазинские казаки, не желая отдавать ясак до выплаты задержанного жалования, захватили в плен сына нерчинского воеводы Федора Воейкова. Воеводе пришлось самому вести переговоры. Испугавшись остаться один на один с бунтовщиками, Воейков остановился у Гермогена в Спасской обители. Время было такое, что воеводе пришлось не только пойти на уступки, но и даже занять денег у нерчинских «промышленных людей», дабы выплатить задержанное албазинским казакам жалование. Это событие, конечно испортило отношения между казаками и воеводой, который впоследствии на все жалобы, поступавшие на албазинских жителей от крестьян или купцов, «отмахивался» тем, что предлагал им самим «копьями колоть и саблями рубить»²⁰.
Воейков написал в Сибирский приказ, прося вернуть ему деньги, и именно тогда, по всей видимости, в Москве узнали о существовании маленькой пустыни на далеких дальневосточных «украинах». В 1683 г. судья Сибирского приказа И.Б. Репнин приказал: «Отписать по какому указу и сколь давно построена и сколько далеко от Албазина и на каких землях и сколько около той пустыни пашенные и непашенные земли и сенных покосов и всяких угодий и крестьян и работных людей и крестьянские дворы поимянны и не в ясашных ли угодьях и от той пустыни ни русских ли ясачных людей нет ли какого стесненья»²¹. Как и в других случаях, царскую администрацию, в первую очередь, интересовало, не нарушаются ли имущественные права служилых людей, от которых зависело освоение новых территорий. Крестьяне были переведены из монастырских в «пашенные» в связи с тем, что только [35] государственные крестьяне пахали «десятинную» пашню, хлеб с которой шел на жалование служилым людям. Боялись также обострения отношений с местным населением. После последовавшей переписи из Сибирского приказа вышло строгое предписание: земли, мельницы, звериные угодья и промыслы вернуть предыдущим владельцам или «переписать на государя», «а впредь никаких земель и угодий в монастыри не давать и не покупать и не закладывать и в заклад не имать и не оброчить и крестьян беглых и никаких пришлых людей во крестьяне и в бобыли не примать...»²².
В ответ Гермоген слезно просил оставить хоть какое-нибудь имущество на «прожиток», в своей челобитной он напомнил, что обитель была построена не по приказу, а самими казаками, «ходя по миру с ыконою», что всего за время существования пустыни постриг в ней приняло 9 человек, «старцев», решивших прожить последние годы в монашестве²³. В результате этого последовал временный указ: «... Спаскою пустынь со всякими заводы и землею и со крестьяны велеть владеть черному попу Ермогену з братьею до указу великих государей... чтоб... в конец не погинути и в рознь из монастыря не розбрестись...».
Последний эпизод в истории пустыни – это первая оборона Албазинского острога от маньчжурских войск. Маньчжуры опасались появления и проникновения русских вблизи от своих «священных земель», которые оставались для них надежным тылом в борьбе с сопротивлением китайского народа²⁴. Спасская обитель сгорела во время первой осады маньчжурами Албазина. Известно, что Гермоген, сосланный старец соловецкого монастыря Тихон и священник албазинской Воскресенской церкви Федор первыми посоветовали сдать временно крепость, чтобы спокойно пройти в Нерчинск. Сохранилась челобитная Гермогена, который от лица всего населения Албазина писал в Москву о том, что «видя против их богдойских неприятелских воинских людей свое неможение, что стоять нам против их неприятелских богдойских воинских людей и битца невозможно били челом … воеводе Алексею Ларионовичу Толбузину словесно, чтоб он послал из Албазинского... о переговоре...»²⁵. Маньчжуры, увидя упорное сопротивление русских, спокойно пропустили их до Нерчинска, отняв, правда, все имущество. «Идем к вам великим государем, – писал Гермоген на имя царей Ивана и Петра, – в ваши великих государей городы с воеводою Алексеем Ларионовичем Толбузиным наги и босы и питаемся травою и кореньями»²⁶. Маньчжуры какое-то время преследовали уходивших албазинских жителей и даже предложили перейти на свою сторону, но большая часть албазинцев, «памятуя православную христианскую веру и ваше великих государей премногую милость... их прелесту не далис...»²⁷.
После второй осады, которая продолжалась почти два года и закончилась в 1687, Гермоген переехал в Усть-Киренский монастырь, в котором когда-то был настоятелем, где и скончался в 1690 г. Точное место захоронение его не известно²⁸. Однако вместе с собой он вывез икону Албазинской Божьей матери, которая до сих пор хранится в Благовещенском кафедраль-[36]ном соборе.
Большую трудность вызывает проблема локализации места, где находилась Албазинская Спасская пустынь. Естественно, все постройки монастыря были деревянными и сгорели во время первой осады. Как известно, когда цинские войска подступили к крепости, воевода Алексей Толбузин приказал сжечь все постройки вокруг Албазина. Вероятно (и эта версия более популярна), что монастырь сожгли маньчжуры. В китайских источниках мы находим такое описание первой осады: «Ландань (китайский военачальник – Д.С.) с отрядом своей армии на западный берег реки Амура и приказал речному отряду завладеть пунктами, лежащими вверх по течению оной. 4 числа ночью, Ландань приступил к северной стороне города с войском...»²⁹.
В любом случае, можно с уверенностью сказать, что Спасская пустынь находилась недалеко от города.
Еще в середине XIX в. русский путешественник и исследователь-энциклопедист Р. Маак пытался обнаружить место, где располагался Албазинский Спасский монастырь: «Название этой речки происходит от построенного здесь в 1671 году казаками монастыря, во имя Спаса Всемилостивого. Сколько мне известно, название Монастырка нигде не встречается в древних рукописях (ссылка Gen. D’Auvray in Stuckeberg. Hydrogr. D. Russ. R. II. 783)., и вероятно дано уже в позднейшее время. Монастырь этот, говорят, стоял вблизи так называемого Брусяного Утеса, под именем которого, вероятно, разумеется береговой утес, составляющий верхний (относительно течения Амура) берег устья Монастырки потому, что казаки того времени из пещаника, из которого состоит утес, вероятно, выламывали себе бруски. Однако ж этот обнаженный утес теперь никому из местных жителей неизвестен под этим названием»³⁰. Сейчас в окрестностях Албазино рек с таким названием нет. Однако в атласе, прилагавшемся к исследованию Маака, река Монастырка находится на несколько десятков километров вверх по течению Амура и впадает в него с правой стороны (ныне – это территория КНР).
По наблюдениям Маака, Спасский монастырь находится слишком далеко от Албазино, и мы вынуждены признать, что исследователь, скорее всего, ошибся. А свое название река Монастырка, по всей видимости, получила от Монастырской слободы, которая, согласно исследованиям, как раз находилась в районе, которое Маак определил как место нахождения монастыря.
С конца XIX в. место, где располагался Спасский монастырь, принято относить к устью реки Ульдугичи. Еще местный священники и краевед О. Николай Голубцов сетовал, что от монастыря не осталось никаких «внешних свидетельств». Неизвестно, писал Голубцов, где находится «Брусяной утес», однако заметил: «Название урочища дает основание предполагать, что это было возвышенное место – холм, или береговой утес, состоявший из песчаниковых пород, из которых казаки добывали себе бруски, что может быть дало повод назвать утес «брусяным». Близ устья реки Ульдугичи, небольшого правого притока Амура, в 6 верстах вверх от Албазина, были найдены следы пашен и жилищ ...»³¹. До Голубцова об этом месте писали и другие исследователи³².
[37] В 1973 г. археолог В.В. Сухих исследовал район устья Ульдугичи и обнаружил на высоком берегу протоки более 40 западин размером 4 на 5 м и две – размером 5 на 6 м. Также Сухих ответил, что за десять лет до этого на этом месте местными жителями были найдены наковальня и железный штырь с пятой³³.
В 1993 году владивостокским археологом А.Р Артемьевым, проводившим раскопки Албазинского острога, был сделал топоплан западин³⁴, названных им «монастырской слободой».
Однако амурские исследователи давно обращали внимание на то, что вряд ли возможно связывать эти западины с русским поселением XVII века. Эти западины были обследованы в 2001 и 2002 гг. в ходе археологической разведки Амурского госуниверситета под руководством А.П. Забияко. Было установлено, что, судя по расположению на местности, особенностям планировки поселения, а также археологическому материалу (подъемному и полученному при шурфовке), западины нерусского происхождения.³⁵ При осмотре места в мае 2011 года директор Центра по сохранению историко-культурного наследия Амурской области, амурский археолог Н.Н. Зайцев подтвердил, что, форма и расположение западин, скорее всего, указывают на поселение аборигенного населения Амура, датируемое средневековьем. Тогда же при осмотре места А.О. Беляковым, сотрудником Центра, был найден фрагмент позднесредневековой керамики, предположительно, маньчжурской.
В 2011 году в районе села Албазино археологические разведки проводили сотрудники Албазинской археологической экспедиции, созданной Фондом «Петропавловск» и Центром по сохранению историко-культурного наследия Амурской области. Задачей исследований был поиск месторасположения Спасского монастыря.
Поскольку были большие сомнения, что упомянутая «монастырская слобода» относится к Спасской пустыни, было решено проводить разведки в других местах, исходя из следующей информации.
Известно, что Спасский монастырь имел две мельницы, таким образом, он должен был находиться у реки, на которой можно было бы соорудить плотину. Наиболее подходящим кандидатом, как отмечали и ранее, был приток Амура – река Ульдугичи, располагающаяся в 3,5 км к северо-западу от села Албазина выше по течению Амура. Источники говорят, что монастырь располагался на «брусяном камне» – на или у каменной скалы. В том районе вверх по Амуру от Албазинского острога берег достаточно высокий и имеет выходы песчаника, сам острог как раз располагается на подобной скале. Но самый высокий берег как раз отмечается за рекой Ульдугичи. Поэтому одним из направлений поиска была долина этой реки.
Другое направление поисков опиралось на информацию о месторасположении монастыря, известном в донесении указанного выше албазинского казака Ивана Коркина: «да близко ж де албазинского вн[из] по Амуру с версту на брусеном кам[ени] построена пустыня. И в той пустыни церковь во имя Спаса нерукотворенного»³⁶.
[38] Поэтому разведки также проводились к югу от острога по реке Амур (в этом месте Амур течет с севера на юг).
Прежде всего, была обследована долина реки Ульдугичи. Житель села Албазино Николай Довженко, сообщил, что в месте впадения Ульдугичи в Амур находили древние орудия труда. Основываясь на его информации, при осмотре второй надпойменной террасы правого берега Ульдугичи в месте слияния реки с Амуром было обнаружено несколько западин. В июле 2011 года на этом месте было проведено магнитометрическое сканирование грунта геофизиками ГК «Петропавловск» В.В. Онищенко и Н.И. Сухоруковым и по наличию геофизических аномалий определены наиболее перспективные участки для археологических исследований. Затем были разбиты два шурфа, которые показали наличие культурного слоя. Были найдены каменные орудия труда и отщепы из халцедона и кремня, фрагменты глиняной посуды. Их изучение позволили предположить, что найдено многослойное поселение со слоями разных эпох – неолита (предположительно, осиноозерская культура), раннего железного века (урильская культура) и средневековья (троицкая группа мохэ). Открытому поселению было присвоено имя Ульдугичи-I.

Рис. 5. Шурфовка на памятнике Ульдугичи-I сотрудниками Албазинской археологической экспедиции в 2011 году.

В сотне метрах северо-западнее – на третьей надпойменной террасе Ульдугичи – была обнаружена еще одна западина. Рядом с ней был сделан шурф, в котором был обнаружен фрагмент неолитической керамики и халцедоновый отщеп. Памятник был поименован как Ульдугичи-IV, но, возможно, впоследствии он будет объединен в один общий памятник с Ульдугичи-I.
Был сделан еще ряд шурфов в долине реки Ульдугичи вверх по течению и восточнее. В результате на расстоянии около 300 м от поселения [39] Ульдугичи-I было обнаружено поселение с керамикой и каменным инвентарем эпохи неолита и раннего железного века (предположительно, урильская культура), названное Ульдугичи-ІІ.
Таким образом, в результате обследования долины реки Ульдугич было найдено три археологических памятника разных эпох, но ни каких следов русского населения, ни сооружений и ни артефактов, а тем более, остатков монастыря найдено не было.
Также была осмотрена местность вниз по Амуру (к югу) от Албазинского острога. Выяснилось, что это низкий ровный берег, на котором на десяток километров вниз по Амуру до протоки Аян нет никаких скал или возвышенностей, которые могли бы быть названы «Брусяным камнем». Таким образом, достоверность свидетельства казака Ивана Коркина было подвергнуто сомнению. Однако в результате осмотра обнажений берега у южной окраины села Албазино были найдены фрагменты неолитической керамики, которое было определено, как памятник Албазино-I. Скорее всего, здесь располагалось неолитическое поселение. Некоторые предварительные итоги изучения этих стоянок и поселений отражены в статьях Черкасова А.Н., Белякова А.О., Чхаидзе В.Н., Коваленко С.В³⁷.
В 2012 году поиски Спасской пустыни сотрудниками Албазинской археологической экспедиции были продолжены в 2012 году. Как раз накануне полевого сезона в фондах Российского государственного архива древних актов было обнаружено указанное выше письмо Гермогена, в котором относительно точно было указано месторасположение монастыря – «вверху по Амуру реке с версту на Брусяном Камени»³⁸.
Это указание позволяет внимательнее отнестись к известной китайской гравюре, изображающей осаду Албазинского острога. На ней в некотором отдалении от крепости вверх по Амуру за позициями маньчжурских войск и лесной рощей находится некая достаточно высокая постройка. По китайскому обыкновению, она изображена в форме пагоды, тем не менее, нельзя отвергать возможности, что это рисунок сооружений Спасской пустыни.

Рис. 6. Осада Албазинского острога маньчжурскими войсками. Китайская гравюра.
 

[40] Местность на расстоянии версты или около километра от острога вверх по Амуру находится на территории села Албазино. Берег Амура там достаточно высок и представляет собой выходы песчаника, так, что к нему можно отнести наименование «брусяной камень». Там также располагается «впадающий» в Амур овраг, который в средневековье при иной гидрологической ситуации мог быть и ручьем. Место это называется «Самсоновский спуск», по преданию именно здесь встречали цесаревича Николая Александровича во время его путешествия по Амуру в 1891 году.
В этом районе были сделаны шурфы. Однако они не дали какого-либо материала, кроме находок современного времени. Однако в непосредственной близости от шурфов как подъемный материал были найдены донце русского сероглиняного сосуда и фрагмент куркового механизма капсульного ружья XIX века.
Кроме того, южнее, ближе к острогу от Самсоновского спуска, в огороде дома монаха Аркадия по улице Пограничная, 19 были обнаружены фрагменты сероглиняной керамики.
Таким образом, культурный слой русской колонизации XIX или даже XVII века там должен быть. Однако он мог быть разрушен как водами Амура и современной хозяйственной деятельностью, так и во время строительства сооружений пограничной контрольно-следовой полосы.
В 2013 году археологические разведки были продолжены. Были сделаны шурфы в огороде отца Аркадия, где годом ранее были найдены фрагменты керамики. Однако каких-либо новых находок сделано не было.
Также был обследован следующий после Самсоновского спуска овраг вверх по Амуру от Албазинского острога, северный склон которого образует при «впадении» в Амур достаточно высокий мыс над рекой Амур, подходящий под название «брусяной камень», и расстояние до которого от острога соответствует широкому средневековому определению версты. Стоит отметить, что среди албазинцев ходит предание, что в этом месте находится пещера.

Рис. 7. Песчаниковые выходы по левому берегу Амура к северу от Албазинского острога.

[41] К сожалению, там располагается пограничная застава. При осмотре местности выяснилось, что при ее сооружении территория была сильно перекопана и культурный слой, если он существовал, был разрушен.
Таким образом, за три года поиска Спасской пустыни каких-либо ее остатков обнаружено не было. Однако, все это свидетельствует о необходимости расширения поисков. Кроме того, другим результатом работ было открытие новых археологических памятников, а также новых документов об истории русского освоения Приамурья в XVII веке, что говорит о необходимости дальнейшего проведения изысканий. Не менее интересным и перспективным направлением в изучении Албазинского острога является анализ уже выявленных артефактов, позволяющий внести неоценимый вклад в реконструкцию быта амурских первопроходцев³⁹.

Библиографический список

1. Александров В.А. Народные восстания в Восточной Сибири в XVII в. // Исторические записки. № 59. – М., 1957.
2. Черкасов А., Беляков А., Археологические исследования в Албазино // Родина. – 2012. – № 5.
3. Артемьев А.Р. Города и остроги Забайкалья и Приамурья во второй половине XVII — XVIII вв. – Владивосток, 1999.
4. Артемьев А.Р. Русские на Амуре в XVII веке / История Амурской области с древнейших времен до начала XX века. // Под ред. А. П. Деревянко, А. П. Забияко. – Благовещенск, 2008.
5. Бахрушин С.В. Казаки на Амуре. – Л., 1925.
6. Буцинский П.Н. Заселение Сибири и быт её насельников. – Харьков, 1889.
7. Володихин Д.М. Царь Федор Алексеевич. – М., 2013.
8. Дмитрий Степанов. Русская православная церковь в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке в последней трети XVII века // Родина. – 2012. – № 10.
9. Забияко А.П. Русские в условиях дальневосточного фронтира: этнический опыт XVII века / История Амурской области с древнейших времен до начала XX века. // Под ред. А.П. Деревянко, А.П. Забияко. – Благовещенск, 2008.
10. Забияко А.П., Кобызов Р.А., Волегов С.В. Этнорелигиозные контакты в приграничных районах Приамурья (по материалам полевых исследований) // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. – Вып. 5. – Благовещенск, 2003.
11. Коваленко С.В. Картография осиноозерской археологической культуры Западного Приамурья // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Материалы итоговой сессии Института археологии и этнографии СО РАН. – Новосибирск : Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН. – 2013. – Т. XIX.
[42] 12. Красноштанов Г.Б. Возвращение черного попа Ермогена в Киренск // Известия Архитектурно-этнографического музея «Тальцы». – Иркутск. – 2005. Вып. 4.
13. Маак. Р. Путешествие на Амур. – Спб., 1859.
14. Мелихов Г.В. Маньжуры на Северо-Востоке (XVII в.). – М., 1974. – С.103.
15. Мыльников В.П., Волков Д.П. Деревянные предметы населения Албазинского острога в Амурской области: ассортимент и функция // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Материалы итоговой сессии Института археологии и этнографии СО РАН. – Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН. – 2013. – Т. XIX.
16. Румянцева В.С. Монастыри и монашество в XVII веке // Монашество и монастыри в России XI – XX в. Исторические очерки. – М., 2002.
17. Сгибнев А.С. Русские на Амуре в XVII столетии // Амур. 1860. – №№ 29 – 33.
18. Сухих В.В. Хозяйственное освоение Приамурья русскими в XVII веке (по материалам раскопок Албазинской крепости). Диссертация на соискание степени кандидата исторических наук. – Новосибирск. – 1980.
19. Шунков В.И. Очерки по истории колонизации Сибири в XVII – XVIII веков. – М. – Л., 1946.

Примечания:

¹ Буцинский П.Н. Заселение Сибири и быт её насельников. – Харьков, 1889. – С.187.
² РГАДА Разряд 27. Д. 140. – Ч. IV – Л.123.
³ Шунков В.И. Очерки по истории колонизации Сибири в XVII – XVIII веков. – М. – Л., 1946. – С.64.
⁴ Акты исторические. – Спб, 1842, Т. 5. — С. 109 — 110.
⁵ Володихин Д.М. Царь Федор Алексеевич. – М., 2013. – С. 184 — 189.
⁶ Соборное постановление. Акты исторические. – Спб, 1842, Т. 5. – С. 109 — 110.
⁷ Акты Исторические. – СПб., 1842, Т.5. – С.101 — 102.
⁸ РГАДА. Ф.199. Портфели Миллера. Порт. 481. – Ч.1. – Л.121.
⁹ Там же. – Л. 122 об.
¹⁰ РГАДА. Ф. 214. Сибирский приказ. – Ст. 450. – Л. 28.
¹¹ Там же. – Л. 28.
¹² РГАДА. Ф. 199. Портфели Миллера Г.Ф. Портфель № 507. – Ч. 1. – № 3. – Л. 1.
¹³ Бахрушин С.В. Казаки на Амуре. – Л., 1925. – С.10 — 11.
¹⁴ Александров В.А. Народные восстания в Восточной Сибири в XVII в. // Исторические записки. № 59. – М., 1957. – С.124 – 125.
¹⁵ РГАДА. Ф. 214. Сибирский приказ. — Ст. 450. — Л. 113.
¹⁶ Румянцева В.С. Монастыри и монашество в XVII веке // Монашество и монастыри в России XI – XX в. Исторические очерки. – М., 2002. – С.163.
¹⁷ Сгибнев А.С. Русские на Амуре в XVII столетии // Амур. 1860. №№ 29 — 33. – С.453.
¹⁸ РГАДА. Ф.214. Сибирский приказ. – Ст. 720. — Л. 35.
¹⁹ Там же. – Л.17.
[43] ²⁰ РГАДА. Ф. 214. Сибирский приказ. — Ст. 411. — Л. 120 – 125.
²¹ РГАДА. Ф. 214. Сибирский приказ. — Ст. 450. Л. 1 – 2.
²² Там же. — Л. 8.
²³ Там же. — С.7.
²⁴ Мелихов Г.В. Маньжуры на Северо-Востоке (XVII в.). — М., 1974. — С.103.
²⁵ РГАДА. Ф.214. Сибирский приказ. Ст. 973. — Л. 119.
²⁶ Там же. — Л. 201.
²⁷ Там же.
²⁸ Красноштанов Г.Б. Возвращение черного попа Ермогена в Киренск // Известия Архитектурно-этнографического музея «Тальцы». — Иркутск, 2005. — Вып. 4. — С. 7 —  24.
²⁹ Сгибнев А.С. Указ.соч. — С. 486.
³⁰ Маак. Р. Путешествие на Амур. — Спб., 1859. — С. 60.
³¹ Голубцов Н. Указ.соч. — С. 83.
³² Романов Д. Присоединение Амура к России. Русское слово. — СПб., 1859, апрель-август, С. 191; Андриевич В.К. История Сибири. Ч.2. — СПб., 1889. — С. 34.
³³ Сухих В.В. Хозяйственное освоение Приамурья русскими в XVII веке (по материалам раскопок Албазинской крепости). Диссертация на соискание степени кандидата исторических наук. — Новосибирск, 1980. — С. 97.
³⁴ Артемьев А.Р. Отчет о работах Амурского археологического отряда в 1993 г. — Владивосток, 1994. — № 18078. — С. 6, 7. Рис. 23, 24.
³⁵ Забияко А.П., Кобызов Р.А., Волегов С.В. Этнорелигиозные контакты в приграничных районах Приамурья (по материалам полевых исследований) // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. Вып. 5. — Благовещенск, 2003. — С. 392 — 400, а также Забияко А.П. Русские в условиях дальневосточного фронтира: этнический опыт XVII века / История Амурской области с древнейших времен до начала XX века. // Под ред. А.П. Деревянко, А.П. Забияко. — Благовещенск, 2008. — С. 214— 224.
³⁶ РГАДА. Ф.214. Сибирский приказ. — Ст. 720. Л. 35.
³⁷ Черкасов А, Беляков А. Археологические исследования в Албазино // Родина — 2012. — № 5. — С. 47., Черкасов А., Беляков А., Вальчак С., Чхаидзе В., Волков Д. Археологические исследования в Албазино: от амурского неолита до русского средневековья // Родина, 2012. — № 12. — С. 28— 30, Коваленко С.В. Картография осиноозерской археологической культуры Западного Приамурья // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Материалы итоговой сессии Института археологии и этнографии СО РАН. — Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН. — 2013. — Т. XIX. — С.89 — 94.
³⁸ Дмитрий Степанов. Русская православная церковь в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке в последней трети XVII века // Родина. — 2012. — № 10. — С. 143.
³⁹ См. статью Мыльников В.П., Волков Д.П. Деревянные предметы населения Албазинского острога в Амурской области: ассортимент и функция // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Материалы итоговой сессии Института археологии и этнографии СО РАН. — Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН. — 2013. — Т. XIX. — С. 288 – 292.

Воспроизводится по:

Научно-теоретический журнал «Религиоведение». 2014. No 1.