Мощные политические и социальные потрясения на Дальнем Востоке и в Центральной Азии, вызванные в XVII в. маньчжурскими завоеваниями, нашли свое отражение в многочисленных документальных хрониках того периода: такие источники были как у самих маньчжуров, так и у народов, попавших под иго империи Цин; кроме того, сохранились официальные и полуофициальные источники сопредельных государств, имевших с маньчжурами дипломатические и торговые отношения. Среди них важное место занимают русские архивные документы по истории русско-китайских и русско-монгольских отношений.
Уже первая русская миссия, побывавшая в Пекине в 1618 г., — экспедиция И. Петлина — привезла в Москву сведения о набегах маньчжуров на минский Китай. В отчете И. Петлина говорится: «Сказывали им (русским посланцам. — В. М.), что до них не долго взяли у них (китайцев — В. М.) муальские люди, пришет оманом, 2 города»¹. Хотя Петлин и называет захватчиков «муальскими людьми», но в данном случае речь идет не о монголах, а именно о маньчжурах, которые в 1618 г. путем внезапного кавалерийского рейда заняли китайские города Фушунь и Кайюань².
Во второй половине 40-х годов XVII в. на территории Китая одновременно существовали два государства: на севере — маньчжурская Цинская империя, именовавшаяся в русских документах Богдойским царством, и ос-[99]татки национального китайского государства — на юге, которое документы называют Старым Китаем или Никанским царством (от маньчжурского никань — китаец, китайский).
Впервые русским об этом сообщил один из правителей Северной Монголии — Цэцэн-хан, к которому в 1645 г. прибыли енисейский сын боярский И. Похабов и тобольский казак Я. Кулаков. На расспросы русских посланцев о месторождении серебряной руды Цэцэн-хан ответил, «что серебряной руды у него нет, а есть-де серебряная руда в Китайском государстве у Богдоя-царя, а емлют ее китайские люди за морем, а ходу-де до Богдоя-царя от Цысана-кана месяц. А в другом-де месте серебряную руду сказал в Старом Китае у Садуя-царя-а копают ее в горе... а ходу-де от Богдоя-царя до Садуя 3 месяца»³.
Первоначально русские власти в Сибири не имели реального представления о положении дел в маньчжурском государстве. Поэтому например якутский воевода Д.А. Францбеков, отправляя в Приамурье Е.П. Хабарова, предписывал ему в 1650 г в наказной памяти «ко князю Богдою посылать посланников» для того, чтобы привести его «с родом своим и с племенем и со всеми улусными людьми» в русское подданство⁴.
Е.П. Хабаров действительно попытался установить дипломатический контакт с маньчжурами, но отправленное им в 1652 г. посольство Т.Е. Чечигина погибло в дороге.
Достоверные сведения о завоевании Китая маньчжурами были получены в период пребывания в Пекине первого русского официального посольства во главе с Ф.И. Байковым в 1656 г. В своем статейном списке русский посол записал: «А в Китайском царстве в Канбалыке (Пекине. — В. М.) царь Богда мугальского роду ⁵, а прежде-де того был царь китайского роду Дайбахан ⁶, а как одолели мугальцы Китайским царством,[100] и тому-де только лет с 13, и тогда-де тот Дайбахан удавился»⁷. Русские узнали и о дальнейшей судьбе свергнутой династии. «А после-де его, — пишет Ф.И. Байков, — остался сын его в малых летех, и ближние-де его царевы китайские люди, взяв сына его, отъехали [в Ка-]ракчи, в Старые Китаи» ⁸.
Скупые слова источника с большой точностью характеризуют маньчжуров как иноземных завоевателей, захвативших в стране ключевые позиции и опирающихся на силу оружия. «А мугальцев-де в Китайском царстве в городе Канбалыке немного, — повествует далее статейный список, — а китайцев-де многое множество. А уваны⁹, а по нашему бояря, и всякие приказные люди мугальского рода. А ездят и пеши ходят мугальцы все с селемами и с саадаками ¹⁰, а китайцы ходят и ездят просто без ружья. А на приказех ни у каких дел китайцев нет, кроме черных работных людей да торговых промыслов» ¹¹.
Источником информации о внутреннем положении Китая в 50 — 60-х годах XVII в. для русских властей были не только отчеты послов, ездивших к пекинскому двору, но и расспросы многочисленных торговых людей — бухарцев, киргизов и калмыков, служивших попосредниками в русско-китайской торговле и посещавших Пекин в составе торговых караванов (в том числе караванов И. Перфильева и С. Аблина).
В 60-х годах XVIII в. тобольский воевода П.И. Годунов обобщил накопившуюся к тому времени документальную информацию о Цинской империи и о сопредельных с ней странах в виде литературного труда под названием «Ведомость о Китайской земле и о глубокой Индеи»¹². В ней сообщалось, что на пекинском троне [101] маньчжурского императора Шуньчжи (1644 — 1662) сменил Канси (1662 — 1723) — «средней его сын, богдохан жа, лет в 14», и что «природою» они «дюрчитово роду¹³, что кочюет возле Сибири, в Даурской земле». Автор «Ведомости» подчеркивал, что, захватив военным путем столицу Китая, «природных китайцев из царствующего своего града царь выводит в-ыные, в дальные городы, а в их место населяет природными своими даурцами» ¹⁴.
Хотя к 1664 г. маньчжурам удалось овладеть материковым Китаем, однако отдельные очаги сопротивления продолжали существовать еще довольно длительное время. Когда в 1674 г. в Пекине побывал русский торговый караван Гаврилы Романова, до столицы Китая докатились отзвуки антиманьчжурского восстания на юге и юго-западе страны, известного в китайской истории под названием восстания «трех вассалов-князей» (1673 — 1683), а также известия о войне сопротивления на море и обороне Тайваня.
Борьба на Юге создавала напряженную политическую и экономическую ситуацию в Пекине. Хотя маньчжуры и разрешили Г. Романову с товарищами вести торговые операции в течение семи недель «только торг их был, — как сообщали, вернувшись на родину, русские купцы, — зело некорыстен против прежнего». Они прямо связывали неудачу своих торгов с тем, что у маньчжуров «всчалась война с Никанским царством, и то Никанское царство нет иного, опричь старого Китайского царства. Потому что ныне есть лет с 30 завладели Китайским царством татары, а поколение царское бежало в дальние приморские китайские страны, и то ныне называют бугдыханове татары Никанским царством, и ныне собрали они никанские войска. И посылал против них бугдыхан дважды по сороку тысящ и все побиты от никанских, и ныне собирают новое войско, а хотят послать на никантов»¹⁵.
Маньчжурские чиновники, принимавшие русских купцов, подробно расспрашивали о численности русских войск в Приамурье. По уверению маньчжуров, эти све-[102]дения собирались для того, чтобы отправить к русскому царю посла «просить помочи против никантов несколько тысяч человек ис порубежных твоих, великого государя, острогов» ¹⁶. Однако разговоры о помощи были лишь дипломатическим камуфляжем, на деле маньчжуры беспокоились за безопасность своих глубоких тылов — вотчинных владений в Маньчжурии. Далее Г. Романов сам же отмечает, что «ныне бугдыхан в великом безсилии и от твоих, великого государя, ратных людей, от казаков имеют великий страх». Разговоры о маньчжурском посольстве в Русское государство не привели ни к каким практическим результатам, и по истечении семи недель маньчжуры приказали русским торговцам «из государства ехать вон, потому что они были в великом смущении для никанской войны»¹⁷.
В конце 70-х годов XVII в. в России появляется первое научное и литературное описание Китая и сопредельных с ним стран, данное в трудах русского посла и путешественника Н.Г. Спафария. Они содержали сведения, накопленные миссионерами-иезуитами и полученные в результате огромного личного опыта русского посла — его наблюдения и записи, сделанные во время путешествия и пребывания в Пекине. Следует сразу же оговориться, что Спафарий специально не останавливался в своих трудах на истории завоевания Китая маньчжурами, а отсылал читателя к книге М. Мартини «О татарской войне»¹⁸. Однако опытный политик Н.Г. Спафарий не мог совершенно не коснуться в своих сочинениях столь важной политической стороны жизни Китая, как правление чужеземной династии; в его трудах мы находим немало интересных сведений, проливающих свет на различные стороны господства маньчжуров в в Китае. В своем «Описании Азии» ¹⁹ Н.Г. Спафарий следую-[103]щим образом передает историю захвата пекинского трона маньчжурами: «Видя разных изменников в Китайском царстве и что царство разделили и разорили порознь восточные мунгальские татары и аюки, восстал живущий за большой стеной востока народ небольшой и незнатный, у которого и хана не было, рыболовцы, и именуются они джурджи, а нашими джучеры. Тии, дед нынешнего хана, разбойническим обычаем в зиме по льду рекою за большую стену прошел, и после многих боев с китайцами завладели едва не всем Китайским государством и до сего дня владеют»²⁰.
Причину захвата Китая маньчжурами Н.Г. Спафарий, как и его современники западные синологи, видел прежде всего в военной слабости Китая. Описывая китайскую национальную армию, он отмечал, что, хотя «в собрании войска у них бывает великое множество, пеших и конных более 100 000, только войско их самое плохое, как видно из того, что небольшие богдойские мунгалы взяли все Китайское государство... Богдойские же мунгалы, которые ныне владеют Китайским государством, такой же строй имеют войску своему, как и китайцы, ибо порубежные с ними суть, войско же более конное у богдойцев, нежели пеших. К тому же богдойские люди воисты, не так как китайцы, потому что с молодых лет к земледелию и ко иным искусствам не привыкают, кроме того, что учатся из лука стрелять, грабить и красть. Ибо они люди степные, и от того они могут труды понести и всякую нужду терпеть, как и татары, а бой они чинят больше наглым набегом, скоростью, нежели явно»²¹.
В период пребывания Спафария в Пекине война на юге Китая приобрела значительный размах, о чем мож-[104]но судить хотя бы по тому замечанию русского посла, что «у нынешнего же богдыхана начали пушки делать великие, длиною больше сажени печатной и гораздо толстые, которых наделано с 300 и послано в службу, где бьются с китайцами»²². Спафарий отмечал и многочисленные восстания против маньчжуров местного китайского населения. Так, при описании провинции Шаньдун, он подчеркивает: «Нынешнею же богдойскою войною зело разорилася та страна, ибо люди смелые и непокорные, и много раз над богдойцами бунтовали, и оттого множество народа побито и земля запустела»²³.
Спафарий, отмечая разрушения, которые несли с собой маньчжуры, показывает, что зачастую они вызывались не только военной необходимостью, но и националистическими соображениями маньчжурской верхушки, стремившейся одновременно с уничтожением китайского государства любыми средствами вытравить в народе память о династии Мин. Повествуя о Нанкине, русский посол отмечал, что одним из «предивных» дел в городе была «палата царская зело великая и прекрасная... А когда богдойцы взяли оную, весьма разорили и отомстили этим тайминскому родословию, потому что то родословие выгнали из царства прежних богдойцев. И такие строения предивные были, что между дивом по всей вселенной проглашались. Наипаче же гробы царские, которые все разорили богдойцы, и имена переменили, и чин ханский, и все, что было честно и добро, сняли»²⁴.
Беспрестанные войны, которые вели маньчжуры, сильно подорвали императорскую казну. Если при Минах ежегодные поступления в казну, по сведениям Спафария, составляли огромную сумму в 150 млн. золотых червонцев, то «те доходы ныне, при владении богдойских, из-за непрестанной службы зело умалилися, однако же и ныне еще великие доходы бывают, оттого что они возьмут со всех стран десятую часть со всего, что родится на земле»²⁵ Сокращение императорских доходов уменьшило соответственно и прибыли огромного бюрократического аппарата, жалованье чиновникам, по замечанию Спафария, «ныне при богдойских, из-за бес-[105]престанной службы весьма уменьшилось, и едва в половину против прежнего дастся, ибо тогда давали со излишеством, ныне же дают, чтобы только было кормиться ему честно»²⁶
В своем статейном списке Спафарий приводит также сведения, сообщенные ему в Пекине иезуитами-миссионерами, бывшими на службе у маньчжурских императоров. Иезуиты явно не жаловали своих новых хозяев, «при никанских царях жили они — по их словам — смирно и честно, а после того судом божьим народ монгольский или татарский, самый худой и незнатный, будто помети иных народов и подданные их, никанцев, сыскали время, как многие изменники восстали на никанских царей, и так они совокупились с ними и взяли такое славное царство, и что чудо великое, что в начале было их 3000 человек, а после собрались многие при них изменники». Нынешнего богдыхана, как заявили иезуиты, «бояре и народ не любят», так как он «обнищал гораздо, что иногда и служилым нечем платить, потому что лучшие были страны китайские и богатые, те изменили недавно, чуть не половина царства. И беспрестанно службы бывают, только бог ведает, на чем кончится то дело, а и они опасаются, чтоб не выгнаны были опять от китайцев, и для того из Пекина города выгнали никанцев вон, чтоб не учинили какой бунт и измену, и живут за городом. А опасаются они и монголов, которые живут за стеною, также и калмыков, ибо завидуют им, оттого что народ малый, а такое великое царство обовладели»²⁷.
Стремясь скрыть внутреннюю слабость своих позиций, маньчжурские правители Китая требовали от приезжих ко двору иностранцев неукоснительного соблюдения посольского церемониала, направленного на то, чтобы подчеркнуть верховенство императора Цинской династии над всеми государствами, представителей которых он удостаивал своей аудиенции. Иезуиты-миссионеры объясняли Спафарию неуступчивость маньчжуров в требовании произвести унизительную для русского посла церемонию тем, что «наипаче то делают для неприятелей никанцев, чтоб они видели, что хотя с ними [106] война, однако же такого славного великого государя не боятся и обычая своего не переменяют»²⁸.
Сведения, сообщенные Н.Г. Спафарием, дали русскому правительству достаточно полную информацию о новом соседе Русского государства на его дальневосточных рубежах. Поэтому русским дипломатическим представителям, побывавшим в Пекине в конце XVII в., — Н. Венюкову и И. Фаворову (1686 г.), С. Коровину (1688 г.), И. Логинову (1689 г.), Г. Лоншакову (1690 г.) и Избранту Идесу (1692 — 1694 гг.) давались лишь конкретные дипломатические поручения и не вменялось в обязанность представлять общее описание страны. Да и сама обстановка почти полной изоляции, в которои находились русские дипломаты в Пекине, также не предоставляла им возможности получать исчерпывающие сведения о политическом положении в Цинской империи. Характерен в этом отношении рассказ русских гонцов Н. Венюкова и И. Фаворова об обращении с ними цинских властей: «А на двор к нам никово не пускают, сидим взаперти и подлинно ни о чем проведать не от кого никоим мерам не можем»²⁹.
В связи с этим в русских дипломатических документах второй половины 80-х — начала 90-х годов XVII в., т. е. того периода, когда маньчжуры полностью овладели Китаем, разгромив остатки сил сопротивления на юге, отсутствуют детальные сведения о военных, политических и экономических мероприятиях Цинского правительства.
Однако Г.И. Лоншаков, побывавший в Пекине в 1690 г., доставил московскому правительству любопытный документ, живо повествующий об истории вторжения маньчжуров в Китай и их положении в захваченной стране. Речь идет о росписи — «Записке про Китайское царство» подьячего Петра Хмелева³⁰.
Судьба Петра Хмелева весьма примечательна. В течение десяти лет, с 1673 по 1683 г., он был подьячим приказной избы в Тюмени, а с 1683 г. стал подьячим Иркутской приказной избы. Когда же в 1682 г. из русских владений в Приамурье было создано отдельное [107] воеводство с центром в Албазине, новый воевода А. Толбузин, проезжая через Иркутск, взял Хмелева с собой и назначил подьячим Албазинской приказной избы³¹.
Как видно, П. Хмелев обладал достаточным опытом ведения приказных дел, был сравнительно образован и, неся службу в различных сибирских городах, прошел большую жизненную школу. В 1685 г., при первом захвате Албазина маньчжурами, подьячий приказной избы успел передать воеводе А. Толбузину главные ценности городских властей: царскую печать, денежную казну и Соборное уложение. Однако сам он, пытаясь спасти еще и приказные книги и дела, отстал от воеводы, покинувшего город, и попал, по его собственному выражению, «в бусорманскую такую богдойскую неисповедимую адову треклятую челюсть»³², в маньчжурский плен.
Прошло пять лет. Был подписан Нерчинский договор 1689 г., по которому маньчжуры отторгли от Русского государства в числе других земель и Албазинское воеводство. Число пленных албазинцев в Пекине возросло, но маньчжуры категорически отвергали неоднократные просьбы русских властей об обмене или выкупе пленных. Поездка Г. Лоншакова в Пекин также была связана с одной из безрезультатных попыток решить вопрос
о пленных и перебежчиках. Вот как поведали в Сибирском приказе в Москве об участи этих пленников нерчинские казачьи пятидесятники А. Чичагов и Я. Судейкин, сопровождавшие Г.И. Лоншакова^ЗЗ в Пекин: «А которые-де руские люди взяты в полон и изменники, и те живут в городе особою слободою. И построена у них в слободе часовня, а та-де слобода³⁴ от посольского двора версты с 3. И с приезду-де Григорей Лоншаков да с ним служилых руских людей 20 человек в ту слободу к руским людям для свидания ездили и в часовне руской поп Максим Ворожейкин Николаю Чюдотворцу пел им молебен.
И он-де Офонька с ним, Григорьем, в то время в той [108] слободе был же и с рускими со всеми людьми виделись. А тех-де руских людей видели они в той слободе 48 человек и в том числе полоняников 44 человека да изменников 3 человека. А иные-де изменники живут в-ыных дальних городех. А те-де руские люди, поп и служилые люди, ходят и платье носят по-китайски, только-де староста да пономарь ходят и платья носят по-руски, а веры-де христнянские у них не отнимают. И те-де руские люди к ним на посольский двор ходили повольно ж по вся дни, и те-де руские люди з Григорием Лоншаковым послали к великим государем за руками челобитную да о всяких китайских ведомостях роспись, и тое-де челобитную и роспись Григорей Лоншаков повез с собой к Москве»³⁶. Это и была «Роспись» П. Хмелева³⁷.
Таким образом, «Роспись» П. Хмелева является документальным свидетельством о положении в Цинской империи в конце 80-х — начале 90-х годов XVII в.³⁸. Этот документ был составлен достаточно образованным свидетелем описываемых событий, в течение пяти лет имевшим широкую возможность следить за жизнью Китая под игом маньчжуров и в известной мере обобщившим не только свои личные наблюдения, но и непосредственный опыт десятков других русских пленников. Поэтому сведения П. Хмелева при всей краткости их изложения отличаются большой глубиной и точностью. Уникальность этого документа и ценность заключенной в нем информации позволяют поставить его в один ряд с такими важнейшими документальными памятниками о Китае XVII в., как «Роспись» И. Петлина и статейные списки Ф. И. Байкова и Н. Г. Спафария.
[109] «Роспись» была составлена П. Хмелевым для И.А. Власова, бывшего иркутского воеводы (во время службы Хмелева в Иркутске), позднее ставшего нерчинским воеводой и послом в составе посольства Ф.А. Головина при заключении Нерчинского трактата. «Ведомо тебе, государю своему, чиню Ивану Ефстафьевичю про Китайское государство», — так начинает Хмелев свое повествование.
Первое, что беспокоило русских пленников, это безопасность русских владений в Восточной Сибири. Слишком свежа еще была в памяти вооруженная агрессия маньчжуров в Приамурье. Поэтому П. Хмелев прежде всего уделяет внимание военным мероприятиям цинских властей в Северной Маньчжурии. «Первое настоящее дело, — пишет он, — только господь бог изволит, а нашим государем бог по сердцу положил, что были силе под Китайское царство, ино есть на Амуре-реке поставлен город именем Агул³⁹, а плыть от Албазинского города не больши 10 ден. А в том городе Аге поставлена сила тысящ десятка с полтора, а снаряду пушек ста с полтора и больши, а порох у них за городом, а не в городе, про то мы допряма знаем. А недоплыв города, тут есть увал и с тово увалу ис пушек бить в меру.
А город не плотен, нижнево бою нет»⁴⁰. ... «А в том городе, — рассказывает он далее об Айгуни, — ссыльных людей гораздо много, а все честные люди, а верстаны в конную и пешую службу, и оне будут какие бойцы. А которые природные манчюры ево царевы большие и меньшие давно оне радеют, чтобы их царя век не бывало»⁴¹.
Автор «Росписи» отмечает, что маньчжурское нашествие сильно подорвало производительные силы сельского хозяйства Китая: «Ино ей ей не будет всяких запасов в царстве, — на полгодишнее время, потому что около царства хлеб не родится, а когда и родится годом, и те пашни и пашенные люди все с-ыных городов. И в том хлебе в царстве опоры никоторые нет почему ж — потому что он летом пашет, то все к осене избудет на [110] себя с женами и з детишки для ради наготы своея. А в деревнях у них не по-нашему, по-рускому, как же етак овец нет, коров не бывало, сукон не ткут, а холстов и век не бывало, а только они оставят на себя к зиме брюхо набить крупы да травы, да опять на новую весну семен, что посееть, да так они век свой мучат. А что в царство хлебные запасы, то из дальних городов провадят. А что выше речь писана, не будет на полгодишнее время, потому только — тот запас провадят на служилых людей»⁴².
Вероятно, со слов маньчжуров или китайцев русским пленникам стали известны обстоятельства консолидации маньчжурских племен и завоевания ими Китая.
«А что называются богдоями, — повествует далее источник, — и те богдои преж того были чючары, а жили оне улусами, а вера у них была тынгуская, а грамоты никакие не знали. А почали оне воеватца с мунгалами и тут им шайтан по их вере помог, мунгал почали воевать и власти себе почали и прибавливать, и оттоле они узнали Мунгальскую грамоту. А как они мунгал обсилили и почали оне небольшие городки брать китайские и добились до Мугдуну, и в том городе оне поставили себе царя и почали в нем жить»⁴³.
Весьма любопытна версия о побудительных мотивах завоевания маньчжурами Китая, записанная Хмелевым, согласно которой «торговый человек» Ли Цзы-чэн не смог справиться с управлением страной, когда занял Пекин, и пригласил на помощь маньчжуров, которые и внесли порядок.
Вот как изложены эти события у П. Хмелева: «А после того некакой торговый человек возьмет он Китайское царство обманом и почал садитца на царство и ево на место не пустило. То писано в их манчюрских книгах. И тот торговый человек пишет етим манчурам, чтоб оне приехали и царство с ево рук сняли, и оне, то слышав письмо, пришед, тем царством почали владеть, а всево их владения 53-й год ⁴⁴. А ныне оне почали себя называть богдоями, а оне не богдои — манчюры. А хто с которую сторону тайши небольшие поклонятца, и он, [111] царь, их принимает и в чины верстает и в ваны ставит и сестер своих и дочерей за них отдает, и то станут манчюры же»⁴⁵.
Даже П. Хмелев, представлявший собой нарождавшуюся бюрократию Русского феодального государства и долгие годы служивший в атмосфере приказного лихоимства сибирских городов, не мог не поразиться тяжести гнета, навязанного маньчжурами китайскому народу. «А в царстве всех манчур, — продолжает он, — нет сотые доли, потому что то царство было Китайское. А ныне те люди все у них, манчюр, в порабощении. У последнего служилаго человека — 3 человека, а у пятидесятников человек по десятку, а у сотников у больших бояр человек по 100 и по 200 и по 300, а у иных и щету нет, а все те невольники — китайские люди, а их земля их царство»⁴⁶.
Русским казакам, близко общавшимся с китайским населением столицы, удалось подметить его антиманьчжурские настроения. П. Хмелев прямо указывает на возможность готового вспыхнуть мятежа против маньчжуров: «Те люди что думают: только небольшая откуда падет замятия, от тех людей по всем городам будет великая спона и мятеж на тех манчур»⁴⁷.
Маньчжуры-завоеватели не поощряли развитие торговли и ремесел. Источник замечает: «А которые в царстве живут торговые и промышленные работные люди, тем от царя никоторово жалованья нет».
Маньчжурские аристократы вступали в брачные отношения лишь в пределах узкого круга довольно близких
родственников. «А что он, царь, — пишет П. Хмелев, —  отдает своих сестер и дочерей за мунгальских тайшей и за мунгал, а у которово тайши родитца от ево сестры или дочери дочь, и будя ему полюбитца, за себя в жены или в ложницы возьмет»⁴⁸.
П. Хмелев отмечает паразитический образ жизни даже рядовых маньчжуров в Китае — начало полного разложения маньчжурского господства в захваченной стране, что превратило армию завоевателей в касту сибаритов. «А пешие служилые люди все дворовые холо-[112]пи⁴⁹, а во всем царстве сколько есть сотен, то во всякой сотне по 20-ти человек пеших. То какие бойцы? Не умеют ни за что принятца, только их работы и службы: куда царь пойдет, и они пешие дорогу ладят, у ворог стоят, ворота запирают, рогожами занавешивают, то их и служба»⁵⁰.
Таким образом, при всей отрывочности содержащихся в них сведений русские архивные источники XVII в. проливают свет на некоторые обстоятельства вторжения маньчжуров в Китай и их господства в порабощенной стране.

Примечания:

¹ «Русско-монгольские отношения 1607 — 1636. Сборник документов». М., 1959, стр. 85.
² Д. Покотилов, История восточных монголов в период династии Мин. СПб., 1893. стр. 211.
³ ЦГАДА, ф. Монгольские дела, оп. 2. 1648 г., д. I, л. 7.
⁴ «Сын отечества», кн. I, 1840, стр. 104 — 112. Такое же указание было дано Сибирским приказом и А.Ф. Пашкову в наказной памяти на воеводство в Даурии, но ему предлагалось привести в русское подданство и никанского царя. См. «Наказ Афанасию Пашкову на воеводство в Даурской земле 1655 г.», СПб., 1894, стр. 1 — 17.
⁵ Ф.И. Байков, как и И. Петлин, именует маньчжуров монголами.
⁶ Искаженное от Даймин-хан.
⁷ Император Минской династии Сыцзун повесился 25 апреля 1644 г. при вступлении в Пекин повстанческой армии Ли Цзы-чэна.
⁸ ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, оп. I. 1654 г., кн. I, л. 127.
⁹ От китайского ван. т. е. имеющие наследственные княжеские титулы.
¹⁰ Т. е. с мечами и с луками. Саадак — чехол для лука, налучник; селема, сулема — короткий меч, носимый за спиной.
¹¹ ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, оп. I. 1654 г., кн. I. л. 128.
¹² Последняя публикация этого документа была сделана П.Е. Скачковым. (П.Е. Скачков, Ведомость о Китайской земле, — «Страны и народы Востока», вып. II, М., 1961. стр. 206 — 210).
¹³ Т. е. чжурчжэньского.
¹⁴ «Страны и народы Востока», вып. II. М., 1961. стр. 212.
¹⁵ ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, оп. 2. 1674 г., д. I, ч. 2, лл. 158 — 173.
¹⁶ Там же, лл. 173 — 174.
¹⁷ Там же, л. 174.
¹⁸ М. Martini, De bello tatariko, Antverpiao, 1654. Сам Спафарий называет эту работу «Татарской книжицей».
¹⁹ Полное название этого труда Н.Г. Спафария — «Описание первые части вселенные, именуемой Азии, в ней же состоит Китайское государство с прочими его городы и провинции». Хотя рукопись Спафария и была дважды за последние полвека опубликована на русском языке, однако свыше двух столетий она являлась лишь достоянием архивов, поэтому мы и рассматриваем ее в качестве архивного источника. Цит. по кн. Николай Милеску Спафарий, Сибирь и Китай, Кишинев, 1960 г., являющейся вторым изданием списка рукописи, принадлежавшего Ф.Т. Васильеву. О других списках рукописи см. Н.Г. Спафарий, Описание первой части вселенные..., Казань, 1910.
²⁰ Николай Милеску Спафарий, Сибирь и Китай, стр. 165. Сообщив далее, что первым китайским императором из маньчжурских ханов стал Шуньчжи, который «по китайскому обычаю постановил новое родословие свое и именовал Тайцинга». Спафарий указывает: «А ради каких причин началась с китайцами война и какие бои чинили, и как завладели Китаем, и о том пространно писано в особной книжице о татарской войне». См. там же. стр. 165.
²¹ Там же, стр. 223.
²² Там же.
²³ Там же, стр. 252.
²⁴ Там же, стр. 264.
²⁵ Там же, стр. 192.
²⁶ Там же. стр. 195.
²⁷ Статейный список посольства Н.Г. Спафария также цит. по кн. Николай Милеску Спафарий. Сибирь и Китай, стр. 419.
²⁸ Там же, стр. 486.
²⁹ ЦГАДА, ф. Сношения России с Китаем, оп. 2, 1685 г., стр. I,
л. 326.
³⁰ ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, ст. 544, ч. 2, лл. 287 — 289.
³¹ Там же, л. 281 (челобитная П. Хмелева о выводе его из плена).
³² Там же, л. 286.
³³ Г.И. Лоншаков скончался после возвращения из Китая на пути следования его из Нерчинска в Москву в 1691 г. См. там же, лл. 276 — 277 (сказка даурского казака Ф. Корнилова в Сибирском приказе о смерти Г.И. Лоншакова).
³⁴ Эта слобода находилась у ворот Дунчжимынь.
³⁵ По китайским источникам, число пленных достигало 100 человек, в 1685 г. их было взято свыше 30, а в 1686 — 1687 гг. — 72 человека, 12 из них были отпущены на родину для передачи писем русским властям. Остальные же были включены в состав знаменных войск. См. Хэ Цю-тао. Шофан бэйчен (Описание северной границы), т. 6, цз. 47, лл. 121 об.
³⁶ ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, ст. № 544, ч. 2, лл. 279, 281.
³⁷ Дальнейшая судьба самого П. Хмелева неизвестна, вероятно, он, как и остальные албазинцы, не был отпущен маньчжурами из Пекина.
³⁸ «Роспись» П. Хмелева датируется по времени выезда из Пекина посольства Г. Лоншакова, т. е. не позднее 22 июня 1690 г. См. ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, ст. 544. ч. 2. л. 301.
³⁹ Речь идет о построенной маньчжурами крепости Айгунь.
⁴⁰ ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, ст. 544, ч. 2, л. 287.
⁴¹ Там же.
⁴² Там же.
⁴³ Там же, лл. 287 — 288.
⁴⁴ Вероятно, счет ведется от 1636 г., когда Абахай провозгласил себя императором.
⁴⁵ ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, ст. 544, ч. 2. л. 288.
⁴⁶ Там же.
⁴⁷ Там же.
⁴⁸ Там же, лл. 288 — 289.
⁴⁹ В документе: холоми.
⁵⁰ ЦГАДА, ф. Сибирский приказ. 544. ч. 2, л. 288.

Воспроизводится по:

«Маньчжурское владычество в Китае», М., 1966, стр. 98 — 112.