Красноштанов Г.Б.

Возвращение чёрного попа Ермогена в Киренск

  В 1685 г. черный поп Ермоген, бежавший на Амур в 1663 г. с Никифором Черниговским, возвратился в Киренский монастырь, основанный им в 1663 г. Его 25-летнее пребывание на Амуре, где он основал Спасскую пустынь, закончилось. Об этой пустыни побывавший в Сибирском приказе в 1681 г. албазинский пятидесятник Ивашко Коркин дал следующую «сказку»: «Да блиско де Албазинского, вниз по Амуру с версту, на Брусяном камне построена пустыня и в пустыни церковь во имя Спаса Нерукотворенного. А чернецов де в той пустыни - четыре человека. И хлеб пахали на себя наемными людьми.
В той же де пустыни построены две мельницы. И от мельницы помольными деньгами они и питались. А ныне де те мельницы и пашня, и сенные покосы от той пустыни взяты на великого государя по государеве грамоте, и поселено пашенных крестьян четыре человека» (1).
Но существовать пустыни уже оставалось недолго. В 1683 г. китайцы стали стягивать на Амур огромные силы и готовиться к захвату Албазина. Вот какие сведения сообщил албазинский приказчик Иван Семенов Войлошников нерчинскому воеводе стольнику Федору Дементьевичу Воейкову, который, в свою очередь, отправил их иркутскому воеводе Ивану Власову: «В прошлом во 191 [1683] году, июля в 17 день, посланы были из Албазинского острогу на Быструю (Бурею. - Г.К.) и на Хамун (Амгунь. - Г.К.) реки албазинские казаки Гришка Мыльник с товарыщи, дватцать человек, да с ними де отпущено промышленых волных людей сорок шесть человек.
И в прошлом же де во 191 [1683] году, августа в 10 день, того отпуску с коровану от Гришки Мыльника пришли уходцы в Албазинской острог албазинские казаки Стенька Харитонов, Ортюшка Калинин да промышленых людей семь человек. И в Албазинском остроге ему, Ивашку Семенову (Войлошникову. - Г.К.), они, Стенька с товарыщи, сказали: плыли де они, Стенька з Гришкою Мыльником с товарыщи, от Албазинского острогу до усть Зии реки и, пловучи де, никаких китайских воинских людей не видели.
А как де они поплыли с усть Зии к Быстрой реке и плыли де день, и на другой де день наплыли на китайских воинских людей, А идут де те китайские люди войною в бусах под Албазинской и под Нерчинской остроги. А бус де идет пятьсот шездесят семь. А в вид де они, Стенька Харитонов с товарыщи, видели триста бус. И на тех бусах китайских воинских людей много с пушками и со всяким огненым боем.
И они де Гришку Мыльника с товарыщи те китайские воинские люди на Быструю и на Хомун не пропустили, и взяли де их к себе в полон, и ружье у них все побрали.
И были де они у тех китайских воинских людей в полону полтора дни. И прося де у Бога милости, от тех китайских людей они, Стенька с товарыщи, десять [8] человек, из-за караулу ушли. И бежали от китайских людей до Албазинского острогу днем и ночью четырнатцать дней.
А Гришка де Мыльник с товарыщи ж осталися у них, китайских людей, в полону.
Да они ж де, китайские люди, им, Стеньке с товарыщи, сказали: идет де китайские силы горною дорогою под Албазинской острог шеснатцать тысяч да под Нерчинской острог пятнатцать же тысяч конницы.
А в толмачах де у них, китайских воинских людей, три человека: изменник Гришка Павлов сын Тобольской, породою он верхотурец Белкиных; а был де он, Гришка, в побеге в прошлых годех с великие реки Лены на Амур с Сорокиным, да двое де человек, изменников же, Агафонко да Стенька верхотурцы.
И те де изменники языку рускому и их, китайскому, горазды. И про все де про то им, Стеньке с товарыщи, они сказывали ж: идет де под Албазинской и под Нерчинской остроги китайская сила большая бусами и горною дорогою - конница. А хлебных [запасов] на бусах с теми китайскими воинскими людьми много, будет де тому их, китайскому, войску на три года» (2).
Обратим здесь внимание на одного из русских пленных - Гришку Павлова сына Тобольского. Верхоленский казак Мишка Сорокин бежал на Амур в 1655 г., а с ним служилых и промышленных людей и пашенных крестьян - 300 человек. Они пропали без вести. Считалось, что умерли от голода или их перебили китайцы. И вот теперь выясняется, что погибли не все. Видимо, часть попала в плен к китайцам. К сожалению, больше никаких сведений о них нет.
Вместе с этими сведениями иркутский воевода Иван Власов сообщил енисейскому воеводе Константину Осиповичу Щербатову о мерах предосторожности, которые он принял: «И против той, господине, отписки послал я из Иркуцкого в селенгинские остроги к прикащиком памяти с подкрепленьем, чтоб они послали в подъезд казаков и проведывали, и у иноземцов со всяким домогательством про Нерчинской и Албазинской остроги, и про приход и замыслы китайских людей, а проведав, писали о том подлинно с нарочными посыльщики конными в Ыркуцкой» (3).
Но пока было все спокойно. Воевода Иван Власов получил известие от приказчика Удинского острога Максима Григорьева Барыбина. Удинский острог находился на месте нынешнего города Улан-Удэ: «В нынешнем де во 192 [1683] году, ноября в 14 день, приехали в Удинской из Нерчинского острогу нерчинские служилые люди Василей Леонтьев с товарыщи для своих окладов по хлебные запасы.
И в Удинском де они сказывали ему, Максиму, в Нерчинском де остроге, дал Бог, здорово. А про богдойских де воинских людей они, служилые люди, сказывали ж де: богдойские де люди под Албазинской острог не бывали и бусами не дошли, и, недошед до Албазинского острогу, на усть Зеи реки ставят острог и крепят всякие крепи.
А лехкие де люди у них, конница, шли иод Нерчинской острог и, недошед до Нерчинского, от Далая озера воротились, а под Нерчинской не пошли» (4).
Китайский острог на устье Зеи — это теперешний город Хайхэ на правом берегу Амура напротив теперешнего Благовещенска.
Это было предварительное стягивание сил для последующего наступления. В 1685 г. у стен Албазина появилось огромное китайское войско, принудившее албазинцев сдать острожек. Вот как описывал Ермоген эти события: «Царем, государем и великим князем Иоанну Алексеевичю, Петру Алексеевичю, всеа Великия и Малыя, и Белыя Росии самодержцем, бьют челом:
богомольцы ваши, Албазинского острогу Спаской пустыни строитель черной поп Ермоген да Воскресенской поп Федор Иванов служилые люди:
пятидесятник Левка Чюжакин
десятники
Завьялко Ларионов
Матюшка Федоров
[9] Ивашко Лукьянов
Евдокимко Григорьев
Гришка Ворыпаев
Никифорко Поскотинной
 Гришка Олекминской
и рядовые служилые люди, и сироты ваши: торговые и пашенные, и промышленые люди.
В нынешнем, государи, во 193 [1685] году, июня... в день, пришли под Албазинской острог богдойские неприятельские воинские многие люди, на бусах водою и горою конми, с пушками и со всяким городовым приступным боем, и Албазинской острог осадили.
А по смете, государи, тех богдойских неприятельских воинских людей тысеч десять и больши. А пушек, государи, с ними было на приступе з двести и больши: полтораста пушек полковых да пушек с пятьдесят больших, проломных. А ядром, государи, те их пушки большие, проломные, фунтов по дватцати и по пятнатцати, и по двенатцати, А менши, государи, тех больших проломных пушек, ядром двенатцати фунтов, не было.
И мы, богомольцы и холопи, и сироты ваши, от них, неприятельских богдойских воинских людей, в Албазинском остроге сидели с воеводою Алексеем Ларионовичем Толбузиным дней з десять и больши, и с ними, богдойскими неприятельскими воинскими людьми, бились, не щадя голов своих, и покамест было пороху и свинцу. А в албазинской, государи, было в вашей великих государей казне пороху и свинцу самое малое число, а снаряду было только три пушки, а мелково оружия было у нас, холопей ваших, пищалей с триста.
И неприятельские богдойские люди из нас, холопей и сирот ваших, в Албазинском остроге в осаде побили и острог из пушек розбили, и нас, холопей ваших, от верхних и от нижних боев отбили и во многих местех в Албазинском остроге церковь и колокольню, и лавки, и хлебные анбары огнеными стрелами зажгли.
И мы, богомольцы и холопи, и сироты ваши, видя против их богдойских и неприятельских воинских людей свое неможение, что стоять нам против их, неприятельских богдойских воинских людей, и битьца невозможно, били челом вам, великим государем, а в Албазинском воеводе Алексею Ларионовичю Толбузину словесно, чтоб он послал из Албазинского к богдойским неприятельским воинским людем в полки к воеводам о переговоре, чтоб нас, богомольцов и холопей и сирот ваших, из Албазинского отпустили к вам, великим государем, в ваши великих государей городы, и в плен к себе не поневолили, и з женишками и з детишками не разлучили.
И воевода Алексей Ларионович Толбузин к ним, богдойским неприятельским воинским людем, в полки к воеводам о переговоре посылал. И договорились, что нас, богомольцов и холопей, и сирот ваших, из Албазинска отпустить к вам, великим государем, в ваши городы. И богдойские воинские неприятельские люди воеводу Алексея Ларионовича Толбузина и нас, богомольцов и холопей, и сирот ваших, из Албазинска к вам, великим государем, в ваши государевы городы отпустили. А животишка наши к себе побрали все безостатку. А хлебного запасу и лошадей, и рогатого скота нам, богомольцем и холопем, и сиротам, не дали ничего.
Да они ж, богдойские неприятельские воинские люди, из Албазинского острогу воеводу Алексея Ларионовича Толбузина и нас, холопей и сирот ваших, в полки к полковым воеводам в табары к себе имали и к царю своему богдойскому служить призывали, и многим жалованьем, и честью, и дары от царя своего прельщали.
И воевода Алексей Ларионович Толбузин и мы, холопи и сироты ваши, памятуя православную христианскую веру и вашу великих государей премногую милость, и ко господу Богу, и к вам, великим государем, свое обещание и крестное целование, на их прелесть не здались и богдойскому их царю служить не пошли, и на многое жалованье и дары не обольстились. И идем к вам, великим государем, в ваши великих государей городы с воеводою с Алексеем Ларионовичем Толбузиным наги и боси, и голодны, питаемся травою и кореньем.
[10] Милосердые государи, цари и великие князи Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцы. Пожалуйте нас, богомольцов и холопей, и сирот своих. Велите, государи, сю нашу челобитную принять воеводе Алексею Ларионовичю Толбузину и послать к вам, великим государем, под отпискою» (5).
Отпущенные китайцами албазинцы пошли на запад. Сначала они шли вместе, а достигнув устья речки Урка, разделились на две части. Одна часть пошла дальше на запад в Нерчинский острог, а другая пошла на север по речке Урка, затем через волок на речку Нюкжа, впадающую в Олёкму - приток Лены. Приведенная здесь челобитная написана была еще до разделения русских на две части. На речке Урка сейчас расположена станция Транссибирской железной дороги Ерофей Павлович, названная в честь Хабарова, в 150 км на запад от Сковородино. Вот что сообщается в отписке якутского воеводы М.О. Кровкова: «В нынешнем, великие государи, во 193 [1685] году, июля в 27 день, приплыли в Якутцкой из Олбазинского острогу албазинские пашенные Васка Микифоров с товарыщи, три человека. Да с ними ж приплыл промышленой человек Якунька Фомин. И в Приказной избе подали мне, холопу вашему, отписку от Олбазинского воеводы от Алексея Толбузина. А в отписке ево написано:
в нынешнем во 193 [1685] году, июня в... день, - в котором числе, того в отписке ево не написано, - пришли под Албазинской острог неприятельские богдойские воинские люди на бусах водою и горами многою силою и со всяким городовым приступным огневым боем, и Албазинской острог взяли.
А ево, Алексея, из Албазинского, по договору, с служилыми и всяких чинов людми отпустили в ваши государевы городы. И он де, Алексей, пошел с служилыми и всяких чинов людьми в Нерчинской острог. А с Амура реки по Урке речке на Лену реку через гору отпустил он, Алексей, черного попа Гермогена да белого попа Федора Иванова, да с ним служилых и всяких чинов людей сто девятнатцать человек по их челобитью, для их нужды и разоренья» (6).
Воевода Кровков расспросил пашенных крестьян Ваську Микифорова, Карпуньку Григорьева, Ондрюшку Семенова, промышленного человека Якуньку Фомина и послал их расспросные речи в Москву.
«А албазинских пашенных крестьян Васку Микифорова с товарыщи отпустил я, холоп ваш, из Якутцкого в Енисейск к боярину и воеводе князю Костянтину Осиповичю Щербатово с товарыщи, для того что по вашему великих государей указу тот Албазинской острог ведом к Енисейскому», - писал воевода Кровков (7).
«И Васка Никифоров с товарыщи в роспросе сказали: в нынешнем во 193 [1685] году, июня в 24 числе, под Албазинской острог пришли неприятельские богдойские воинские люди в половине дни водяным путем на бусах, а бус де будет со сто. А на тех бусах было богдойских воинских людей тысяч пять и больши. А на всяком де бусе, чаять, человек по пятидесяти и больши. Да на тех же бусах были: пушек больших и малых ста с полтретья (250. — Г.К.), да мелково ружья было ста с три. А конные силы богдойских воинских людей было тысяч с восмь и больши. И у тех де конных богдойских людей збруя была, на всех - латы. А бой у них лучной.
А у тех богдойских воинских людей начальных людей, по их назвищу, было четыре боярина да дватцать воевод. А [в] тех воеводах были воеводами изменники руские люди Гришка Мыльник, Федька Петров, которые изменили в прошлом 192 [1684] году, и иные руские люди, изменники, были ж.
И преж приступу те богдойские начальные люди от себя в Албазин присылали к воеводе к Алексею Толбузину лист за печатью с ызменники с рускими людьми з Ганкою Ситником, с Федькою Петровым, с Васкою Родионовым Бесом. И их де он, Алексей, роспрашивал. И после роспросу Федьку Петрова пытал. И с пытки говорил: как де богдойские люди учнут приступать к острогу, и ему де в то время острог зажигать. И он, Алексей, ево, Федьку, хотел казнить.
И как де учели приступать богдойские люди к острогу, и после де того, как богдойские воинские люди взяли Албазинской острог, и ево де, Федьку, те бог-[11]дойские люди ис колоды выпустили и взяли к себе, и богдойские начальные люди учинили ево, Федьку, по своей вере боярином» (8).
Отметим здесь, справедливости ради, что Гришка Мыльник и Федька Петров оказались у китайцев не по своей воле, а были захвачены во время плавания по Амуру.
Вернемся немного назад. Ознакомившись с богдойскими листами, Алексей Толбузин отправил в Нерчинск отписку воеводе Ивану Власову.
«Господину Ивану Астафьевичу Алексей Толбузин челом бьет.
В нынешнем, господине, во 193 [1685] году, июня в 11 день, приехали в Албазинской острог полоненики, руские промышленые люди Федька Тельской и Гаврилка Дмитриев сын Сотник, и привезли с собою три листа. В одном, писано русским письмом, в другом богдойским, в третьем польским.
А в Албазинском в Приказной избе передо мною они, Федька и Ганька, в допросе сказали: послали де те листы из Албазинского уезда из Воздаевы деревни с бус богдойского царя воеводы. А велели де те листы подать в Албазинском остроге мне.
А идет де тех богдойских неприятельских воинских людей на стех (т. е. ста. - Г.К.) бусах. А на бусе идет воинских людей по пятидесяти человек да конницы 1000 человек и больше. А пушек с ними идет 100 полковых да 40 ломовых больших и гранатов.
А под Нерчинский де и под Селенгинский остроги пошли многие неприятельские богдойские люди с пушками и со всяким простым, и иным боем. А сколько силы под Нерчинский и Селенгинский остроги пошло, про то они, Федька и Ганька, не ведают. А полонены де они из-под Албазинского острога: Федька в прошлом во 192 [1684] году, июля в 7 день, а Ганька в нынешнем во 193 [1685] году, марта 15 дня.
И я с ратными людьми и с промышленными, и с пашенными крестьянами - в Албазинску в осаде. А на посаде дворы, которые были около Албазина, я велел сжечь.
А которые ратные и промышленные люди, и пашенные крестьяне живут в дальних Албазинского острогу деревнях, и те всяких чинов люди в Албазинском по сие число не бывали. А в осаде в Албазинску сидит со мною всяких чинов людей 350 человек.
И о присылке из Нерчинского острогу в Албазин ратных людей на выручку и пушек и мелкого ружья, и пороху, и свинцу учинить бы тебе по указу великих государей и послать, не заматчиваясь вестовыми отписками.
И с богдойскими листами послал я служилого человека Левку Перескокова к великим государем к Москве, и в Енисейск к боярину и воеводе князю Константину Осиповичу (Щербатову. - Г.К.), а к тебе, господину, с тех для ведомости с богдойских листов - список под сею отпискою» (9).
Здесь Федькой Тельским назван Федька Петров, а Гаврилкой Дмитриевым сыном Сотником названы люди, которые в «сказке» Васьки Никифорова именуются соответственно Федькой Петровым и Ганькой Ситником.
Далее Васька Никифоров рассказал: «И жили те богдойские воинские люди под Албазином десять дней. И в те дни делали они щиты и туры плетеные. А воевода Алексей Толбузин с служилыми людьми в то время делали в остроге крепи: зделали другую стенку и засыпали промеж стен землею.
И зделав щиты и туры, после Петрова дни [29 июня] те богдойские люди приступали к острожку и стреляли ис пушек. А пушки у них были проломные стенобитные мерою сажени по две и по полуторы, а иные полковые по сажене и меньши. И сами под острог подошли и пушки подвели под острожные пот три стены. А стояли от острогу в полуста десте.
И бой у них был один день с утра до вечера. И пушечные ядра сквозь острог проходили, и церковь Божию, и государевы житничные хлебные анбары сквозь пушками пробивали, и пущали на острог и на церковь, и на дворы огненые стрелы. А те стрелы длиною по полутора и по два и полтретья [2,5] аршина. И стреляют теми стрелами ис станку. И теми огнеными стрелами острог и церковь Божию, и дворы тутошных жилетцких людей зажгли.
[12] А в том Албазинском остроге снаряду было три пушки. А у тех трех пушек было четыре ядра.
А ратных служилых и промышленых людей и пашенных крестьян было четыреста пятьдесят человек. А у тех ратных людей ружья было у двусот человек, а у достальных у промышленных людей и у пашенных крестьян ружья и пороху, и свинцу не было. А в государеве казне было зелья пуда с три да свинцу пуда з два. И то зелья и свинец роздан был ратным людем. А ружья и зелья и свинцу в государеве казне для осадного времени не было де ничего,
И воевода Алексей Толбузин, видя от тех неприятельских воинских людей разоренье, что острог и служилых людей многих побили, больши ста человек, и у большой пушки ядром дуло розшибли, и огнеными стрелами острог и церковь зажгли, послал из острожку дву человек служилых людей, Ивашка Семенова, Васку Захарова, к тем богдойским начальным людем переговаривать. А для какова де переговору он, Алексей, их послал, того де они не ведают.
И те де казаки, Ивашко и Васка, от тех богдойских людей назад в острог пришли и сказали ему, Алексею, и всяких чинов служилым и промышленым людем, и пашенным крестьяном: богдойские де начальные люди говорили им, Ивашку и Васке, будет де ваш воевода и все ратные люди острог им здадут и сами приклонятца их богдойскому царю по своей воли, хто похочет к нему итти, и их де богдойской царь тех руских людей пожалует своим многим жалованьем. А которые де люди к их богдойскому царю итти не похотят, и тех де людей отпустит к своему царю. А у их де богдойского царя невольников никово нет.
И воевода Алексей тех же служилых людей Ивашку и Васку посылал к богдойским же начальным людем после того на розговор дважды и просил сроку на три дни. И те богдойские люди не дали им сроку ни на один день.
И пришед те их посыльщики Ивашка и Васка, воеводе Алексею и всем ратным людем сказали: говорили де им, Ивашку и Васке, богдойские начальные люди: будет де ваш воевода Алексей и ратные люди не здадутся, и мы де и вас всех побьем.
И видя, воевода Алексей с служилыми людьми, от тех богдойских воинских людей разоренье великое и убойства, и острога не отстояти, и всем побитым быти, вышел из острогу к ним на розговор. И богдойские начальные люди ево, Алексея, и служилых людей к себе в таборы взяли и призывали ево, Алексея, и служилых людей также, что|б| они к их богдойскому царю приклонились. А их де богдойской царь всех будет жаловать.
И он де, Алексей, со многими служилыми людьми тем богдойским начальным людем отказал, что де Алексей с служилыми людьми их богдойскому царю служити не будет, а отпустили б ево, Алексея, с служилыми людьми к своим государем в Росийское государство.
И был он, Алексей, с служилыми людьми у тех богдойских воинских людей часа с три или с четыре после полдни. И богдойские начальные люди ис полону ево, Алексея, с служилыми и с промышлеными людьми, и с пашенными крестьяны, человеков ста с полчетверта [350], отпустили.
И говорили де ему, Алексею, богдойские начальные люди толмачами рускими людьми-изменники: поди де ты с служилыми людьми на лес в Якутцкой, а в Нерчинской не ходи. А будет де ты пойдешь в Нерчинской, и тебя де с служилыми людьми в Нерчинском убьют. А под Нерчинской де и под Яравну, и под Телембин, и под Селенгу по Байкал море богдойских воинских людей и мунгал пошло больши дватцати тысяч конниц. И им де те острошки все очистить и рубеж учинить по Байкал море. А другой рубеж учинить им по Якутцкой острог. И о том с великими государи у них богдойского царя будет послованья, а бес послованья то дело не будет.
А как из Олбазинского воеводу Алексея Толбозина с служилыми людьми богдойские люди отпустили и он, Алексей, с служилыми людьми пошел вверх по Амуру до усть Урки речки до Перелешины заимки пять дней» (10).
Перелешина заимка находилась недалеко от теперешнего населенного пункта [13] Игнашино на правой стороне Амура. Перелешиной заимка названа по имени Ивашки Перелешина, чечуйского мельника, который в 1665 г. бежал на Амур с Никифором Черниговским. В 1675 г. он ездил в Москву с челобитной о прощении Черниговского и других албазинцев. И ему удалось получить это прощение.
Местность, где находилась Перелешина заимка, называлась Лавкаев луг. Побывавший в 1680 г. в Сибирском приказе атаман Ивашко Коркин сообщал: «Да он же, Ивашко Коркин, от Албазинского вверх по Амуру реке на левой стороне от китайской границы на Лапкаевом лугу построил слободу и пашенных крестьян на государеву пашню поселил девять человек своими пожитками ис присыльных и ис прихожих людей. <...> А ходу от Албазина до Лавкаева лугу три дни» (11). Видимо, начало этой слободе положил Ивашко Перелешин.
Далее Васька Никифоров с товарищами сообщили: «Ис усть Амура (так в тексте, надо: Урки, - Г.К.) реки пошол Алексей да с ним всяких чинов людей з двести тритцать человек вверх по Амуру реке в Нерчинской острог. А достальных албазинских полонных, черного попа Гермогена да белого попа Федора Иванова да с ними служилых и промышленых людей и пашенных крестьян сто девятнатцать человек, по их челобитью для хлебной скудости, что[бы] им всем голодною смертью не помереть, отпустил с Амура реки, с усть Урки речки, в Якутцкой.
И шли де они, Васка, с албазинскими служилыми людьми вверх по Урке речке пешею ногою, перенимаясь с мысу на мыс и через камень, девять дней. И вышли на вершины Нюгзи (современное название: Нюкжа. - Г.К.). И стояли они на той Нюгзе реке на одном месте восмь дней, делали струги. А стругового лесу в том месте много, и в том де лесу суды делать мочно.
И зделав струги, плыли по Нюхзе реке на гребях днем и ночью, нигде к берегу не приставая. И выплыли на Олекму реку в пять дней. И по Олекме реке приплыли в Олекминской острожек на угреб же в пять дней. А по ночам, боясь порогов и шивер, стояли у берегу. А в то время по Олекме реке вода была малая. А как бы в Олекме реке вода была большая, и мочно с усть Нюгзи реки Олекмою рекою выплыть до Олекминской острожек в сутки.
А с усть Олекмы реки вниз по Лене реке до Якутцкого плыли четыре дни. Да сверх того стояли за погодою два дни» (12).
Сомнительным представляется здесь возможность при большой воде доплыть за сутки с устья Нюкжи до устья Олёкмы за одни сутки. Это расстояние равно примерно 500 км. Даже по р. Лена вниз скорость парохода не превышает 20 км в час.
Далее Васька Никифоров с товарищами сообщили о переходе на сторону неприятеля албазинских служилых людей. Таких было немало.
«Да ево же Алексеева полку албазинские приказные избы подьячей Петрушка Хмелев да служилые лутчие домовные Ивашка Семенов, Васка Захаров, которые ходили на розговор к богдойским людем, от воеводы от Алексея Толбазина, да служилые ж люди
Ортюшка Семенов з братьями с Филькою да с Макарком
Богдашка Козьмин да брат ево Федотко
Карпунька Семенов Шингал
Федька Крюк
Пашко Шахурдин
Кирилко Кабанов
Игнашко Иванов
Сенка Иванов
Гришка Дмитреев
Федька Денисов
Стенька Колмак
Стенька Голой
Васка Клуша
Ивашко Дальняя Примета
Васка Шариков,
[14] а иных людей имя их не упомнят, а чаять де по смете человек пятьдесят и больши, забыв Бога и великих государей крестное целованье, великим государем изменили, передались богдойским людем своею волею и поревновали прелесным их словам» (13).
Почему-то в примечаниях в сборнике документов «Русско-Китайские отношения в XVII веке» число перебежчиков преуменьшено. Там написано: «Под прежними изменниками подразумеваются обычно единичные пленные и перебежчики более раннего периода (до заключения Нерчинского договора 1689 г. - Г.К.), среди них известна группа казаков, взятая в плен в 1683 г. <...>
После взятия Албазина их насчитывалось по русским источникам 25 человек, по китайским - 40, в том числе казаки Иван Войлошников, Василий Захаров и подьячий Петр Хмелев» (14).
Иван Войлошников — это упоминаемый в «сказке» Васьки Никифорова служилый человек Ивашко Семенов, которого посылал на переговоры с китайцами Алексей Толбузин. Иван Семенов Войлошников был в 1682—1684 гг. приказчиком Албазинского острога.
Другой служилый человек - Васька Захаров, которого тоже посылал на переговоры с китайцами Алексей Толбузин, до этого выполнял многие службы, и его имя неоднократно упоминается в документах сборника «Русско-Китайские отношения в XVII веке». 18 апреля 1678 г. он ездил со служилыми людьми во главе с Игнатием Миловановым в Китай, и они «были перед богдойским царем» (15). Так что решение Васьки Захарова перейти на сторону китайцев было вполне осознанным.
После взятия Албазина многим перебежчикам были пожалованы офицерские чины. В стратегических планах усмирения русских «Пиндин Лоча фанлюэ» записано: «День гуй-вэй [25 декабря 1685 г.]. Приказано дать офицерские чины Григорию (Мыльнику? - Г.К.) и другим русским, перешедшим на сторону маньчжуров» (16).
Затем Васька Никифоров с товарищами рассказали: «А в Албазинском де, что было государевы казны: пушек и хлебных запасов, и воеводы Алексея Толбазина животы, и их, служилых и промышленных людей, и пашенных крестьян, пожитки, и хлебные запасы, и ружье, и порох, и свинец, и всякой пашенной завод, и всякова скота: лошадей и кобыл, и быков, и коров, больши дву тысяч, те ж богдойские люди взяли себе. А Албазинской острог и церковь, и дворы, и монастырь все сожгли.
А которые аманаты были в Албазинском, и богдойские люди тех аманатов всех роспустили на волю. А сколько человек аманатов в Албазинском было, того де они подлинно не ведают.
Да те ж богдойские люди взяли в полон в неволю албазинских служилых людеи и пашенных крестьян жен их иноземские породы, человеков с сорок, да дети мужеска и женска полу, лет по пяти и по шти, и по десяти, человеков с шездесят и больши.
И они де, Васка с товарыщи, сам четверт, с усть Олекмы реки пришли с отписками в Якутцкой, а достальные их товарыщи, сто семнатцать человек, с усть Олекмы реки пошли вверх по Лене реке на заимки для покормленья» (17).
С ними же пошел и черный поп Ермоген. Подробности неизвестны. В июле 1688 г. илимский воевода Федор Михайлович Павлов по запросу Сибирского приказа описал состояние Киренского Троицкого монастыря. Помимо всего прочего там сказано и о Ермогене: «Братьи в той пустыне ныне: игумен Иосиф, строитель старец Иосиф же, да прежней строитель черной поп Ермоген, да рядовые братьи и з больными сорок пять человек».
Далее приведем выдержки из «сказки» служилых людей, которые пошли в Нерчинск с Алексеем Толбузиным. О переговорах с китайцами сказано так:
«И договорились, что воеводу Алексея Ларивоновича Толбузина и нас, служилых и всяких чинов людей, из Албазинска к великим государем в их государевские городы отпустить, и пушки и аманатов из Албазинского острогу отдать.   
И богдойские неприятельские люди по договору воеводу Алексея Алексеевича (так в тексте, надо: Ларионовича. - Г.К.) Толбузина и нас, служилых и всяких [15] чинов людей, из Албазинска к великим государем в их государевские городы отпустили. А против (т. е. согласно. - Г.К.) договору пушек и аманатов воеводе Алексею Ларивоновичю Толбузину вывесть не дали. И у многих у нас, служилых и всяких чинов людей, жен и детей в полон к себе взяли» (18).
Затем сообщается о предложении служить богдыхану и о том, что воевода Толбузин и большинство людей не согласились с предложением.
И далее: «А иные служилые и всяких чинов государевские люди, забыв страх Божий и государевскую премногую к себе милость и крестное целованье, великим государем изменили и остались у богдойских воевод в табарах, а с воеводою с Алексеем Ларионовичем не пошли.
А мы, служилые и всяких чинов люди, с воеводою с Алексеем Ларивоновичем Толбузиным от Албазинского острогу с табару от богдойских неприятельских воевод вверх подле Амура реки берегом шли пеши с великою нуждею до устья Урки реки. А лоток было малое число, а государевских дощаников в Албазинску не было.
А по Урке реке через Олекму на Лену реку отпустил воевода Алексей Ларивонович Толбузин служилых и всяких чинов людей сто дватцать человек по их челобитью для судовой скудости и для того, чтоб, одною дорогою идучи, не помереть голодною смертью. А мы, служилые и всяких чинов люди, с воеводою с Алексеем Ларивоновичем Толбузиным пошли в Нерчинской острог.
И того ж числа на устье тое ж Урки реки настигли воеводу Алексея Ларивоновича Толбузина и нас неприятельские богдойские люди на бусах и горою на конех и шли за нами до Усть-Аргунской заимки.
И приезжали к воеводе к Алексею Ларивоновичю Толбузину изменники руские люди, Стенька верхотур с товарыщи, и сказывали: идут де те ж богдойские воеводы на бусах и горою на конех, которые были под Албазинским острогом з богдойскою силою и с пушки, и со всяким городовым огненным боем под Нерчинской острог.
И воевода Алексей Ларивонович Толбузин пошел от усть Аргуни реки по Шилке реке в Нерчинской острог. И против усть Аргуни реки на Шилке реке оставливал для подсмотру неприятельских богдойских людей из нас албазинских служилых людей пять человек, Нестерка Матвеева с товарыши.
И служилые люди на Шилке реке против устья Аргуни реки для подсмотру неприятельских богдойских людей жили два дни. И неприятельские богдойские люди на бусах при них в Шилку реку не пошли. Только они, служилые люди, видели первого дни неприятельских богдойских людей, конницы человек с сорок и больши, против устья Аргуни реки стояли де пониж их, служилых людей, на карауле в прикрытых местех» (19).
В сентябре 1685 г. Алексей Толбузин вернулся в Албазин и укрепил его. Вернулись и китайцы и начали вторую осаду Албазина, во время которой Толбузин был убит. Но это уже уходит за пределы нашей темы.
Кроме русских источников по истории взятия китайцами Албазина есть и китайские источники. Полезно ознакомиться и с ними. В 1857 г. в «Иркутских губернских ведомостях» была опубликована статья Н.Е. Черных «Разорение Албазина (1685—1689)» по китайским (маньчжурским) источникам. Что это за источники, Черных не сообщает. В них говорится, что поход на Албазин был вызван набегами русских на китайские владения:
«Между тем, русские обитатели Амура несколько лет не предпринимали ничего важного против китайских владений, а в 1685 году они сделали несколько нападений на орочийские, солинские пределы и на пределы поколений Фяка и Хэчже, обитающих при устье Амура, проводя там грабежи и разбои, вследствие чего его величество нарочно данным приказом облек сановника Ланьдань в звание начальствующего войсками (мэйрень-чжангина) и, дав ему в сотоварищи флигель-адъютанта Гуаньбао, мэйрень-чжангина Баньдаржа, гуна 1 степени Пончонь и нингутского мэйрень-чжангина Сабсу, повелел ему двинуться с войсками и начать военные действия. Указ, данный по сему случаю, заключался в следующих словах:
"По прибытии Ланьданева отряда к городу Яксу (китайское название [16] Албазина. - Г.К.), если лоча (русские. — Г.К.) с покорностью выйдут к нему навстречу или покорятся после данного сражения, тогда Ланьдань отнюдь не должен наказывать и убивать их, но должен в то время распорядиться послать к ним вразумление, основанное на благосклонности милости нашей.
Вразумительные к ним слова должны заключаться в следующем: Хуанди (император Канси. - Г.К.) есть повелитель всех царств и всех народов, есть государь сострадательный и человеколюбивый. За учиненные в нынешний год вами ошибки и беспокойства он не хотел и не хочет наказывать вас смертью, эта мера строгости противна его чувствительному сердцу. Теперь от вас требуется только, чтобы вы, благоговея и помня сострадательное человеколюбие нашего Хуанди, вам оказанное, более уже не причиняли, как было прежде, беспокойства нашим владениям"» (20).
Действительно, китайцы обращались с русскими в соответствии с этим указом, и это не противоречит русским источникам. Но вот в описании военных действий имеются существенные расхождения. Отметим эти расхождения.
«В 20 число 5 луны войска в Хангомо (деревня Воздаева. - Г.К.) и, согласно воле его величества, распорядились послать в город Якса внушить старшине Эркеши (так почему-то называют Алексея Толбузина. - Г.К.).
В 22 число (по «сказке» Васьки Никифорова: 24 июня. - Г.К.) войска придвинулись к городу Якса, и в тот же день начальники отряда, призвав старшину сего города, объявили ему, что государь Хуанди любит щадить и оставляет жизнь провинившимся, и что наказание смертью противно его чувствительному сердцу».
Здесь уже расхождение. Васька Никифоров говорил: «И преж приступу те богдойские начальные люди присылали к воеводе к Алексею Толбазину лист за печатью с ызменники с рускими людьми». В китайском источнике о листе не упоминается. Не упомянуты и русские изменники.
Далее: «Наставления сии не произвели, однако ж, ожидаемых последствий, но, напротив, пришельцы лоча, надеясь на свою силу, обнаружили непокорность и наговорили много нескромных слов».
По русским же сведениям - ответа никакого не давали, а посланцев неприятеля посадили в колоды,
«Это побудило Ланданя с товарищами немедленно осмотреть все укрепления их города и, обозрев открытое местоположение, возвратиться в свой лагерь.
24 числа (по русскому летоисчислению 26 июня. - Г.К. ) рано поутру воины увидели более сорока человек лоча, плывших по течению Амура на бревенчатом плоте с намерением пробраться в город, но гвардейский батальонный начальник Ялантай с товарищами, посланный им навстречу с предложением добровольно сдаться, увидев их непокорность и даже попытки к сражению, вскочил на плот и зарубил из них более тридцати человек. Остальных же в числе 15 человек, состоящих из детей и жен, он взял в плен, притянув вместе с ними и самый плот их».
В русских источниках этого нет. Но они, сидя в остроге, могли и не знать об этом. Так что это похоже на правду. Ведь писал же Алексей Толбузин в Нерчинск: «А которые ратные и промышленые люди, и пашенные крестьяне живут в дальних Албазинского острогу деревнях, и те всяких чинов люди в Албазинской по сие число не бывали».
Далее: «К вечеру того же дня Ландань, Гуанбао и Баньдаржа распорядились послать мэйрень-чжангина Яцинь и Галай-Да Хубана с двумя отдельными отрядами занять позиции на южной стороне города, с тем, чтобы они, расставив щиты и делая там насыпной вал, показывали вид, что они намерены взять город приступом.
А мэйрень-чжангину Унодой и чиновникам Фанхана и Лючжао-ци было приказано взять осадные пушки и, подойдя незаметным образом к северной стороне города, произвести пальбу.
Чиновникам Бонецию, Ума и Ха-ю было приказано взять другие пушки и открыть пальбу с правого и левого фланга расположенной осады.
Мэйрень-чжангину Яцина и начальнику Дахурского наблюдательного отряда Бакэ было приказано сесть на военные суда, стоявшие в юго-восточной стороне от города, и быть готовыми сразиться с неприятелем на воде.
[17] Таким образом был расположен осадный приступ, и сражение, продолжавшееся целые сутки, осталось без успеха.
Ландань, увидя невозможность взять город приступом, приказал навалить сухого лесу к стенам города и поджечь его со всех сторон. Старшины пришельцев лоча, увидя сии приготовления, пришли в большое замешательство и предложили свою покорность».
Здесь мы видим большое расхождение в сроках. По «сказке» Васьки Никифорова - осада началась 24 июня, по китайскому источнику - через два дня после начала осады, т. е. 26 июня, был произведен обстрел острога, и в, этот же день русские сдались. А по челобитной Ермогена иначе: «И мы, богомольцы и холопи, и сироты ваши, от них, неприятельских богдойских воинских людей, в Албазинском остроге сидели с воеводою Алексеем Ларионовичем Толбузиным дней з десять и больши». По «сказке» Васьки Никифорова тоже: «И жили те богдойские воинские люди под Албазинским десять дней. И в те дни делали они щиты и туры плетеные. <...> И зделав щиты и туры, после Петрова дни те богдойские люди приступали к острошку». А Петров день наступил на пятый день после начала осады, так как приходится на 29 июня. Лишь продолжительность обстрела в обоих источниках совпадает - один день.
Далее в маньчжурском документе написано: «Ландань, Гуанбао и Бандаржа, основываясь на повелении своего государя, данном им в день отправки в сию экспедицию, и согласуясь с состродательным сердцем попечительного своего монарха, покоряющего только одною добродетелью иностранные государства и народы, положили общим голосом немедленно принять и приняли добровольную покорность пришельцев лоча, из числа которых шестьсот с лишком человек изъявили желание возвратиться восвояси».
Здесь сведения о количестве русских расходятся со сведениями Алексея Толбузина и Васьки Никифорова (350 человек).
Затем: «Ландань с товарищами, согласившись на их просьбу, приказал выдать им все вещи, составляющие их домашнюю утварь, и отпустил их, сделав им такое наставление:
"Наш великий государь смотрит на вселенную, как на единое семейство, и на всех народов, оную населяющих, как на малолетних детей своих; он, как государь сердобольный, не хочет истреблять и наказывать вас смертию, но дарует вам пощаду, дарует и свободу; долг благодарности требует от вас не затевать более неприязненных покушений"».
Все это похоже на правду, за исключением одного. Русские утверждали: «А животишка наши к себе побрали все без остатку».
Далее: «Лоча Эркеши (Толбузин. — Г.К.) с товарищами отвечали на слова сии низкими поклонами и были по приказанию Ланданя выпровождены посланным под командою мэйрень-чжангиней Баньдаржа и Удои отрядом за реку Эргунэ (Аргунь - Г.К.).
Отряд сей, возвратившись оттуда, привел обратно из среды сопровождаемых им лоча некоего Василья с сорока пятью другими его товарищами с их детьми и женами, которые из благодарности к милостивому с ними поступку не захотели возвратиться в свою землю и признали за лучшее остаться под кровом сердобольного государя. Ландань с товарищами принял их, и как экспедиция его была уже приведена к концу, то он и сделал следующие распоряжения:
1) Солонов и барху обоего пола в числе 160 душ, бывших в плену у лоча, возвратить в их кочевья.
2) Город и все становища пришельцев лоча приказал сжечь, а поля и нивы их, засеянные хлебом, приказал скосить и вырвать».
Здесь уже наблюдаются большие расхождения с русскими источниками. Более правдоподобна «сказка» Васьки Никифорова, из которой следует, что часть русских перешла на сторону китайцев сразу после сдачи Албазина, а не по пути в Нерчинск, когда русские дошли уже до устья Аргуни. В челобитной Ермогена, написанной в то время, когда русские еще не достигли устья речки Урка, уже говорится о пере-[18]бежчиках. А в китайском документе, наоборот, ничего не сказано о перебежчиках сразу же после сдачи острога.
Большие расхождения и в количестве душ местного населения в Албазине. По китайским сведениям, их было 160, тогда как Васька Никифоров сообщал, что китайцы не отпустили 40 жен «иноземской породы», на которых были женаты албазинские служилые люди и пашенные крестьяне, и свыше 60 человек их детей, т. е. порядка 100 человек. Но были еще и аманаты. Их могло быть не более десятка.
И последнее. Хотя Ландань и распорядился скосить и «вырвать» поля, засеянные хлебом, это не было выполнено. Урожай был убран людьми Алексея Толбузина, вернувшимися в Албазин в сентябре.
Теперь расскажем о судьбе русских пленных и перебежчиков.
В 1690 г. в Китае с посольством побывал нерчинский сын боярский Григорий Лоншаков. На обратном пути в Москву он умер. В Сибирский приказ приехали бывшие с ним в Китае служилые люди. По их докладу составлена выписка, в которой говорится: «В нынешнем 200 [1692] году, генваря в 6 день, объявились в Сибирском приказе нерчинские служилые люди пятидесятники казачьи Афонька Чичагов, Якушко Судейкин. <...>
А как де нерчинской сын боярской Григорей Лоншаков посылан был в Китай, и они де, Афонька, с ним, Григорьем, в Китае ж был. <...>
А как де они были в Китае ж, и им де в Чамин (Пекин. — Г.К.) город, где китайцов торгуют всякими товары, ходить было повольно.
А которые де руские люди взяты в полон и изменники, и те ж живут в городе особою слободою. И построена у них в слободе часовня. А та де их слобода от посольского двора версты с три.
И с приезда де Григорей Лоншаков да с ним служилых руских людей дватцать человек в ту слободу к руским людем для свидания ездили, и в часовне руской поп Максим Ворожейкин Николаю Чюдотворцу пел им молебен.
И он де, Офонька, с ним, Григорьем, в то время в той слободе был же и с рускими со всеми людьми виделись. А тех де руских людей видели они в той слободе сорок восмь человек, и в том числе полоняников сорок четыре человека да изменников три человека. А иные де изменники живут в ыных далных городех.
И те ж руские люди, поп и служилые люди, ходят и платье носят по-китайски. Только староста да пономарь ходят и платье носят по-руски. А веры де християнские у них не отнимают.
И те руские люди к ним на посольской двор ходили повольно ж по вся дни, И те де руские люди з Григорьем Лоншаковым послали к великим государем за руками челобитную да о всяких китайских ведомостях роспись. И тое де челобитную и роспись Григорей Лоншаков повез с собою к Москве» (21).
К сожалению, челобитной и росписи здесь не приложено, а есть челобитная бывшего албазинского подьячего Петрушки Хмелева. Приводим ее, так как она добавляет некоторые подробности. В начале челобитной Петрушка Хмелев рассказывает о своей службе в России, а затем об обстоятельствах своего пленения: «И в прошлом, государи, во 190 [1682] году (надо: в 183. - Г.К.), июня в... день, пришед воинским пособом многие неприятельские богдойские воинские люди со всяким приступом, и Албазинской острог взяли.
И богдойских неприятельских воинских людей полковые бояре и воеводы воеводу Алексея Ларионовича Толбузина и меня, холопа вашего, взяли пред себя.
А в то время богдойские воинские люди стали церковь Божию разорять и Божиею милостью поругатьца.
И я, холоп ваш, памятуя Бога и ваших великих государей крестное целование, ушедчи от тех богдойских бояр в острог, и ис Приказные избы вашу великих государей печать и Соборное Уложение, и денежную казну взял и принес на берег; и отдал воеводе Алексею Ларионовичю Толбузину я, холоп ваш, своими руками имянно при многих руских людех, перед боярами богдойскими. И он, виде такой [19] страх, тое ваших великих государей печать и Соборное Уложение, и денежную (казну. — Г.К.), и страха ради такова запамятовал.
И как я, холоп ваш, то все отнесши и назад пришед в острог, хотя взяти всяких приказных дел книги и всякия дела, и богдойские люди все тотчас разорили.
И от воеводы я, холоп ваш, остался и в струги не попал, и ночевал я у них, неприятельских людей, в табарах. А наутря бил челом богдойских неприятельских людей бояром, чтоб меня, холопа вашего, отпустили. Перевотчик и изменник Любишка выезжей отказал, бутто бояре не отпускают. И велел де посадить за караул.
И в том я, холоп ваш, перед вами, великими государи, виноват, что грех ради моих такое замедление стало и попал в бусорманскую такую богдойскую неисповедимую адову треклятую челюсть.      
И ныне я, холоп ваш, будучи в такой треклятой челюсти, молю всещедраго Бога и вашего государевского жалованья я, холоп ваш, к себе, чтоб освобождену быти ис такие мне, холопу вашему, погибели. <...>
Пожалуйте меня, прежнего холопа своего, для ради Спаса и пречистые Богоматери и для московских чюдотворцев и для своего многолетнего здоровья в той моей забвенной страдничьей вине простить, чтоб мне, холопу вашему, будя в таком бусорманстве, не обусорманитьца и душевно не погинуть» (22).
Дальнейшая судьба Петрушки Хмелева неизвестна.
Таковы основные достоверные сведения, содержащиеся в исторических документах об албазинцах, живших в Китае. Кроме этого есть сведения в литературе. К ним относится записка архимандрита Петра, пересказывающего китайские и русские источники без приведения соответствующих текстов и сообщающего о воспоминаниях потомков русских перебежчиков и пленных в 1831 г.
Вот что написано у архимандрита Петра: «Из книги Ба-ци-тун-чжи и из переводов господина Леонтьева видно, что некоторые из предков их из России в числе 7 человек перебежали в Маньчжурию еще до взятия Китая; потом по взятии Китая в 1683 году в 22-е лето царствования Кань Си взято русских в плен 31 человек, над коими в Пекине сделан начальником перебежавший в 1648 г. русский новокрещеный магометанин Ананий Урусланов, по манчурски Улангерий называвшийся. Он в России был у некоего воеводы Франца Бэкова дворовым человеком.
В 1668 году привезен в Пекин Иван с товарищами, а потом еще 2 раза привезены 70 человек, что и составило целую роту. Они не унижены, но сопричтены к дивизии маньчжурского дворянства. Сею ротою по смерти Урусланова управлял наследственно сын его Лододони, коим поколение сие пресеклось» (23).
Под взятием Китая имеется в виду захват Китая маньчжурским правителем Канси.
Здесь у архимандрита Петра много ошибок. 22 лето царствования Канси приходится не на 1683, а на 1685 г. Ананий Урусланов [Анашка Русланов] перебежал не в 1648, а в 1653 г. из амурского войска Хабарова. Архимандрит Петр в примечании пишет: «Прозвание Бэк показывает, что господин его (Анания Урусланова. — Г.К.) был из магометан. Бэк означает татарское достоинство». На самом же деле воевода был немцем по фамилии Фаренсбах. В русских документах его называли чаще Францбеков, реже Франзбеков.
Неизвестно, кто такой Иван и его товарищи. Но действительно еще до 1683 г. русские перебежчики в Китае жили. Так, например, в 1670 г. из Албазина бежали в Китай пять человек, среди них непосредственные убийцы илимского воеводы Л.А. Обухова, ссыльные черкасы Осипко Васильев Подкаменный и Ивашко Еремеев Микулка.
Далее архимандрит Петр дает следующее сообщение, которое может рассматриваться не более чем как легенда: «В первый период моего в Пекине пребывания слышал я от албазинских стариков, будто мудрый император Кан-Си по взятии их из Албазина спросил, желают ли они возвратиться в свое отечество, в Россию, или же хотят остаться у него. Те, кои пожелали возвратиться под знамена природного своего государя, были похвалены, награждены и сопричислены к [20] маньчжурскому дворянству, а кои пожелали остаться у него, названы неверными своему государю.
Когда, сказал он, вы неверны своему природному государю, то можете ли быть верны чужому? Сказав, повелел сослать в ссылку на поселение» (24).
Однако же, прочитав приведенную выше челобитную Петрушки Хмелева, каждый усомнится, что такой случай был на самом деле.
А вот что писал Л. Ульяницкий о судьбе албазинцев в Китае: «В 1685 г. русские прибыли в Пекин и были обласканы богдоханом. Последний поселил их в северо-восточном углу Пекина в Берестовом урочище (Хуа-пи-чан); здесь одним маньчжурским князем была уступлена русским буддийская кумирня.
По прибытии в Пекин русские были сопричислены к желтому с каймой знамени, которое считалось первым среди 8 знамен императорской маньчжурской гвардии. На знамени русской роты по желтому фону доселе сохранилось изображение голубого креста, который является для них маяком христианства. Русские были прикомандированы к роте Ку-дэ-и, которая, по словам проф. А.М. Позднеева, и раньше носила название русской, так как составлена из русских подданных» (25).
А теперь мы вынуждены указать на ошибки, начало которым положил настоятель Киренского монастыря Лаврентий Мордовский. Неправильно описанная им история возвращения Ермогена в Киренский монастырь сначала стала повторяться другими авторами, а потом «дополняться», «углубляться» и «уточняться». Напомним, что было сказано о возвращении в отписке якутского воеводы Матвея Кровкова.
«И он де, Алексей (Толбузин. — Г.К.) пошел с служилыми и всяких чинов людьми в Нерчинской острог. А с Амура реки по Урке речке на Лену реку через гору отпустил он, Алексей, черного попа Гермогена да белого попа Федора Иванова, да с ним служилых и всяких чинов людей сто девятнатцать человек по их челобитью, для их нужды и разоренья».
В книге же Лаврентия Мордовского написано: «В 1685 году по претерпении в Албазине осады от китайцев Ермоген удалился с прочими в Нерчинск. <...>
После того, как по причине неприязненных от китайцев нападений невозможно уже было строить вновь при Албазине монастырь, а потом, по силе заключенного в Нерчинске августа 27 дня 1689 года с китайцами трактата, россияне места около Амура совершенно оставили, то иеромонах Ермоген возвратился обратно в Усть-Киренскую Троицкую пустыню, куда принес он с собою из Албазина нерукотворенный образ Спасителя» (26).
По Л. Мордовскому получается, что Ермоген вернулся в Киренск в 1689 или даже после 1689 г. Здесь у него ошибка в годах. Однако то, что Ермоген принес в Киренский монастырь икону из Албазина, не подлежит сомнению. Во времена Лаврентия Мордовского икона была в монастыре.
Другой автор, И.К. Голубев, в основном пересказал то, что было написано у Л. Мордовского, но и и добавил свое.
«Китайские неприязненные нападения на Албазин сделали невозможным продолжение построек, и по силе заключенного в Нерчинске 27 августа 1689 г. с китайцами трактата, русские должны были совершенно оставить все места около Амура.
Гермоген с несколькими, высказавшими желание сопутствовать ему, сначала удаляется в Нерчинск, а потом на Лену в основанный им Киренский Троицкий монастырь.
Выходцами из Даурской земли вынесено было на Лену из Албазинского монастыря несколько св. икон; одна из них, чтимая православными, нерукотворенный образ Спасителя, была перенесена Гермогеном в Киренский монастырь» (27).
Здесь И.К. Голубев добавил свои подробности. Ермоген удаляется в Нерчинск «с несколькими, высказавшими желание сопутствовать ему». А ведь на Лену этих «сопутствующих» пошло 119 человек, а в Нерчинск еще больше. У Л. Мордовского говорится об одной иконе, у Н.К. Голубева их стало уже несколько.
[21] В 1907 г. Чернозубов прибавляет новые подробности.
«Глубоко почитаемая чудотворная икона Божьей Матери "Слово плоть бысть" - защитница города Благовещенска, носит название Албазинской Божьей Матери, так как первоначально находилась в этом городе или, вернее, была в монастыре во имя Всемилостивейшего Спаса, воздвигнутом иеромонахом Гермогеном недалеко от него в урочище "Брусяной камень".
После падения Албазина в 1685 г. Гермоген переселился в тоже основанный им Киренский Троицкий монастырь, оставив по пути туда в Сретенске икону, именуемую "Слово плоть бысть", почитаемую уже тогда чудотворною.
В 1862 г. икона эта была перевезена архиепископом Вениамином в Благовещенск, где в 1865 году явила чудеса во время эпидемии, посетившей город в этом году. <...>
Кроме Албазинской Божьей Матери есть и другие, вывезенные из Албазина. Так, в станице Болтовской, выше Шилкинского завода, сохранилась еще в 50 годах икона св. Ильи Пророка, вынесенная из Албазина одним из его защитников, прозванным здесь Выходцевым, потомки которого жили здесь» (28).
Здесь уже об иконе Спасителя, привезенной в Киренск, не упоминается. Говорится об иконе Божьей Матери, привезенной в Сретенск. Мы не будем оспаривать ничего, даже чудеса, явленные иконой, за исключением того, что по пути на Лену Ермоген побывал в Сретенске. От речки Урка, где Ермоген повернул на Лену, до Сретенска добрых 500 км. К тому же существовал ли в то время Сретенск? В «Большой советской энциклопедии», издание второе, годом основания Сретенска назван 1689, т. е. на четыре года позже взятия китайцами Албазина. В третьем издании упоминание о годе основания вообще изъято, видимо, по причине недостоверности. Не обозначен Сретенск и в «Чертежной книге Сибири тобольского сына боярского Семена Ремезова 1701 года» (29), а также на его же двух чертежах Амура из «Хорографической книги», приведенных во втором томе сборника «Русско-Китайские отношения в XVII веке» (30).
А икона Божьей Матери в Албазине действительно была. Это видно из грамоты митрополита Сибирского и Тобольского Корнелия.
«Лета 7181 [1672—1673] били челом нам, господину преосвященному Корнелию, Митрополиту Сибирскому и Тобольскому, Даурския земли Албазинского острога служивые люди: приказной Петрушка Осколков да десятники и все рядовые служивые, чтоб нам, господину, пожаловати: благоволити в Албазинском остроге на церковь лес выронить и церковь построить во имя Воскресения Христова да о пределах Пресвятые Богородицы Владимирския, да собор архистратига Михаила, и на освящение церкви антимис, миро и масло дать.
И мы, великий господин, преосвященный митрополит Сибирский и Тобольский, пожаловали: благоволили и приказали в Албазинском остроге на церковь лес ронить и церковь построить во имя Воскресения Христова да о пределах Пресвятыя Богородицы Владимирския, да собор архистратига Михаила, и на освящение антимис, миро и масло дать.
А для освящения диакона указали мы, господин, взять из Енисейского острога» (31).
Если был придел во имя Богородицы, то без иконы не обойтись.
Упомянутый здесь Петрушка Осколков - зять Никифора Черниговского. Петрушка Екимов Осколков, бежавший на Амур вместе с Черниговским, одно время он был приказчиком Албазинского острога.
В последнее время интерес к иконе Албазинской Божьей Матери почему-то усилился. В 1990 г. была опубликована статья Т.А. Холкиной «Албазинская икона Божьей Матери» (32); в 1994 г. - статья А.Р. Артемьева «Икона Албазинской Божьей Матери» (33); в 1995 г. - опять его же статья под этим же названием. Здесь написано: «Во время осады Албазина маньчжурами в июне 1685 г. Спасский монастырь был разрушен, однако его настоятель Гермоген с братиею успели затвориться со всеми албазинцами в остроге и спасли святыню (ДАИ, т. 12, с. 110, СПб., 1872)».
[22] Правильно, затвориться успел, только о спасении святыни в ДАИ нет ни слова. Еще заметим, что икона Богородицы была в Албазине в Воскресенской церкви в приделе Пречистой Богородицы, а в Спасском монастыре, надо полагать, была икона Спасителя, которую, как сообщает Лаврентий Мордовский, Ермоген привез в Киренск.
Далее у А.Р. Артемьева пишется: «После взятия Албазина в 1685 г. Гермоген в него больше не возвращался. Он отправился в Усть-Киренский Троицкий монастырь. По пути туда он оставил чудотворную икону в Сретенске, и о ее судьбе в последующие полтора столетия ничего не известно» (ссылка на Чернозубова. - Г.К.) (34).
Еще раньше в статье с двумя соавторами А.Р. Артемьев писал: «После падения крепости Гермоген вместе с другими албазинцами отправился в Нерчинск, а оттуда вернулся в построенный им еще в 1663 г. Усть-Киренский Троицкий монастырь, где и умер» (35).
В книге «Города и остроги Забайкалья и Приамурья во второй половине XVII — XVIII вв.» А.Р. Артемьев утверждает: «Икону привез в Албазин прибывший туда в 1665 г. вместе с Н.Р. Черниговским иеромонах Гермоген» (36).
Но никакими документами это не подтверждается. Икона могла быть привезена и из Енисейска или даже Тобольска во время строительства церкви в Албазине. Мог привезти ее белый поп Федор Иванов, поскольку Воскресенская церковь, где находилась икона Богородицы, была в его ведении. И еще мог привезти кто-то другой по поручению.
Далее в этой же книге написано: «После взятия Албазина и разорения монастыря в 1685 году Гермоген вернулся в основанный им ранее Усть-Киренский Троицкий монастырь (ссылка на Чернозубова. - Г.К.). По пути он оставил икону в Сретенске, где она, по-видимому, хранилась вплоть до 1854 г., когда ею 14 мая благословили в путь знаменитый сплав по Амуру флотилии во главе с генерал-губернатором Восточной Сибири Н.Н. Муравьёвым. В 1880 г. икона Албазинской Божьей Матери была привезена и подарена епископом Иннокентием г. Благовещенску, где до сих пор является самой почитаемой церковной святыней на всем Дальнем Востоке» (37).
Здесь почему-то у А.Р. Артемьева разночтение с Чернозубовым, объяснение которому он не дал.
У Чернозубова: икона привезена в 1862 г. архиепископом Вениамином.
У Артемьева же: икона привезена в 1880 г. епископом Иннокентием.
В 1999 г. была опубликована статья Анатолия Сирина «Киренский СвятоТроицкий монастырь», где правда перемешана с вымыслом. Приведем выдержки из нее, касающиеся Ермогена.
«В Албазине старец не оставил богоугодного дела устроителя церковной и монастырской жизни. Именно здесь, в Албазине, где проживал старец, в 1666 году милость Божия явила свою благодать через чудотворную Албазинскую икону Божьей Матери "Слово плоть бысть". В 1671 году при участии всех жителей Албазина старец Ермоген основал Албазинский Спасский монастырь, в который была перенесена и упомянутая чудотворная икона.
Почти четырнадцать лет пробыл старец в созданном им Спасском монастыре в непрестанных трудах и молитвах. Однако Богу было угодно, чтобы в судьбе великого старца и на этот раз произошли крупные и жестокие перемены. Он вторично был пленен, на этот раз не группой разбойных людей, а вооруженной китайской силой.
Это случилось ровно через двадцать лет после первого киренского пленения. В 1685 году на Албазинскую крепость напали вооруженные китайцы и после долгой безуспешной осады острог и все монастырские строения предали огню. Жителей крепости, в том числе Ермогена, мужественно выдержавших длительную осаду, взяли в плен и увели в Пекин.
В Пекине встретили их на удивление ласково, отвели пленным в конце города [23] особое место и предоставили полную возможность отправлять свои религиозные обряды. Больше того, богдыхан передал им даже свою кумирню, которая была переоборудована в церковь-часовню и освящена иеромонахом Ермогеном во имя святой Софии.
Почти три года находились пленные в Пекине. Лишь после заключения Российско-Китайского мирного договора, так называемого Нерчинского трактата, пленные, в том числе старец Ермоген, были освобождены и доставлены в Нерчинск.
По дороге в Нерчинск Ермогену довелось побывать на месте разрушенной крепости и монастыря и видеть печальную картину разрушений, остатки плодов своей многолетней и многотрудной деятельности. Он в буквальном смысле вернулся к родному пепелищу, где почти все было уничтожено огнем.
Но и в самых великих печалях и горестях Господь посылает утешения, особенно тем, кто посвятил свою жизнь служению Ему. Старец нашел на этом пепелище несколько чудом сохранившихся икон, в том числе главную икону Спасской обители - чудотворный образ Господа нашего, Спаса Иисуса Христа.
Возблагодарив Бога и слезно помолившись перед найденными иконами, Ермоген отправился сначала в Нерчинск, а затем с легкой необременительной ношей двинулся в далекий и опасный путь, на великую реку Лену, к устью Киренги, в родной монастырь, оставленный им не по своей воле. Он твердо решил свой жизненный путь закончить именно здесь, путь, полный самых неожиданных и крупных поворотов. 27 августа 1689 года, почти через четверть века, Ермоген вернулся к родным берегам» (38).
Сделаем замечания только по тем неверным утверждениям А. Сирина, которые не опровергаются приведенными выше архивными документами, ибо повторяться не стоит.
Первое замечание относится к тому, что Ермоген покинул в 1665 г. Киренский монастырь не по своей воле. Лаврентий Мордовский на этот счет высказывался осторожно. Он писал: «Удаляясь из Киренского острога, увлекли они с собой и строителя Ермогена против его воли». Однако найденные мною документы (пока еще не опубликованные) приводят к выводу, что Ермоген был посвящен в замысел Н. Черниговского. Побег не был внезапным, убийство было случайным. После убийства воеводы Обухова Н. Черниговский и его сторонники 4 июля в Чечуйске подали явочную челобитную чечуйскому приказчику Ивану Васильеву Бурлаку с жалобами на злоупотребления воеводы Обухова. Листы этой челобитной скреплены подписью Ермогена. Сыновья Н. Черниговского с Олёкмы вернулись обратно на Лену, не пошли в Албазин. Может быть, и у Ермогена была такая возможность, но он ею не воспользовался.
Второе замечание относится к утверждению А. Сирина о том, что после заключения Нерчинского трактата пленные, в том числе и Ермоген, были возвращены из Китая. Возвращение пленных и перебежчиков вообще не предусматривалось. Об этом в договоре имелась специальная статья - 4-я. В ней записано: «Беглецы, которые до сего мирного постановления, как со стороны царского величества, так и со стороны богдоканова величества, были, и тем перебещиком быти в обеих сторонах безрозменно» (39).
Тут говорится о перебежчиках, а о пленных не сказано, .видимо, потому что китайцы брали к себе только «желающих». Однако договор был составлен на трех языках. В дословном переводе они звучат немного по-разному.
В переводе с латинского: «Те же подданные Русской империи, которые находились в Китае, а Китайской империи в России, пусть останутся в том же состоянии» (40).
В переводе с маньчжурского: «Живущих ныне в Срединном государстве русских людей и китайских подданных, находящихся в Русском государстве, оставить там же на жительство» (41).
И последнее замечание - о неувязке в датах. А. Сирин пишет, что Ермоген вернулся в Киренск 27 августа 1689 г. Но это - дата подписания Нерчинского [24] договора. И в то же время он утверждает, что Ермоген был освобожден из плена после подписания договора.
Кроме ошибок, вызванных незнанием истории, у А. Сирина есть и описания чудес, несовместимых со здравым смыслом: «...нашел на этом пепелище несколько чудом сохранившихся икон». Действительно, чудо. Все превратилось в пепел, а иконы в целости и сохранности. Не нужно забывать, что после первой осады Албазина была еще и вторая и что по договору с китайцами русские срыли Албазин.

Примечания:

1. РГАДА, ф. 214, ст. 720, л. 34.
2. Там же, ф. 1121, оп. 1, ед. хр. 43, л. 31—33.
3. Там же, л. 45.
4. Там же, л. 45—47.
5. Там же, ф. 214, ст. 973, л. 198—201.
6. Там же, л. 161—162.
7. Там же, л. 164.
8. Там же, л. 166—167.
9. Русская вивлиофика Н. Полевого. – М., 1883. - Т. I. - С. 17—18.
10. РГАДА, ф. 214, ст. 973, л. 167—170.
11. Там же, ст. 720, л. 33—34.
12. Там же, ст. 973, л. 170—171.
13. Там же, л. 171—172.
14. Русско-Китайские отношения в XVII веке. - М., 1972. - Т. 2. - С. 769, примеx. 48.
15. Русско-Китайские отношения в XVII веке. - М., 1969. - Т. 1. - Док. № 137, с. 277 и док. № 138, с. 279.
16. Русско-Китайские отношения в XVII веке. - Т. 2. - С. 667.
17. РГАДА, ф. 214, ст. 973, л. 173—173.
18. Там же, ф. 1142, oп. 1, ед. хр. 35, л. 2—3.
19. Там же, л. 3—5.
20. Черных Н.Е. Разорение Албазина (1685—1689) //Иркутские губернские ведомости. - 1857. - № 18, часть неофициальная.
21. РГАДА, ф. 214, ст. 544, л. 278—281.
22. Там же, л. 284—286.
23. Записка архимандрита Петра об албазинцах, № 70, 9 января 1831 года в Пекине. - Пекин, 1906. - С. 1.
24. Там же. - С. 11.
25. Ульяницкий Л. Албазин и албазинцы // Записки Приамурского отдела ими. Общества Востоковедения. - Хабаровск, 1912. - Вып. 1. - С. 84.
26. Историческое описание Киренского Свято-Троицкого монастыря Иркутской епархии. - М., 1841. - С. 7—8.
27. Голубев И.К. Свято-Троицкий Усть-Киренский мужской монастырь. -СПб., 1894. - С. 7.
28. Чернозубов. Завоевание Амура русскими и албазинские сидения // Военный сборник. - 1907. - № 12. - С. 13.
29. Чертежная книга Сибири тобольского сына боярского Семена Ремезова 1701 года. - СПб., 1882. - Л. 19.
30. Русско-Китайские отношения в XVII веке. - Т. 2. - Вкл. между с. 524 и 525; с. 611.
31. Берх. Подвиги боярского сына Ерофея Хабарова //Сын Отечества. - 1821. - Ч. 68. - № XII. - С. 202—203.
32. Холкина Т.А. Албазинская икона Божьей Матери // Проблемы краеведения Дальнего Востока и сопредельных территорий. - Благовещенск, 1990.
33. Артемьев А.Р. Икона Албазинской Божьей Матери //Культура Дальнего Востока России и стран АТР. Восток-запад. - Владивосток, 1994. - Вып. 1. — С. 30—33.
34. Артемьев А.Р. Икона Албазинской Божьей Матери //Вестник Дальневосточного отделения РАН. - Владивосток, 1995. - № 5. - С. 131—134.
35. Артемьев А.Р., Кудрин А.Ю., Лобанов А.Ю. Албазинский Спасский монастырь, 1671-1685 //VII Арсеньевские чтения. — Уссурийск, 1994. — С. 8.
36. Артемьев А.Р. Города и остроги Забайкалья и Приамурья во второй половине XVII-XVIII вв. - Владивосток, 1999. - С. 103.
37. Там же.
38. Сирин А. Киренский Свято-Троицкий монастырь // Сибирь (Иркутск). - 1999. - № 6. - С. 138—139.
39. Русско-Китайские отношения в XVII веке. - Т. 2. - С. 584.
40. Там же. - С. 646.
41. Там же. - С. 650.

Воспроизводится по:

Известия Архитектурно-этнографического музея «Тальцы». Иркутск. 2005. Вып. 4. С. 7—24.